Валентин Сидоров

Трагический характер этой огромной перемены, как мне кажется, Николай Константинович все же предчувствовал. Не случайно в последний приезд в Нью-Йорк, это было в 1934 году, он собрал нас в Музее-Небоскребе на своего рода Тайную Вечерю. В верхнем этаже Музея была комната, которую мы называли Башней. Там находился написанный рукой Рериха портрет Владыки Мории. Сюда имели доступ лишь члены избранного духовного круга людей. И вот в том составе, о котором я вам говорила раньше, мы в последний раз собрались вместе. Николай Константинович сказал:

- Давайте дадим клятву перед лицом Владыки, что никто из нас не станет предателем великого дела.

Все поклялись. Поклялись и Хорши. А они в то время не только замышляли предательство, но уже осуществляли практическую подготовку его. После инцидента в Осло Хоршу незачем было таиться. Он созывает Совет директоров Музея. Сразу же переходит в наступление:

- Я вас собрал, чтоб сообщить о нашем решении: больше мы с Рерихами не работаем. Мы теперь идем по новому направлению. Рерихи нам не нужны. Если хотите (это главным образом относилось ко мне и моему мужу), можете оставаться с нами. Если нет, можете убираться в Тибет.

И добавляет торжествующим тоном:

- Космическое руководство в наших руках.

Последняя фраза "космическое руководство в наших руках" имела в виду следующее. Почти полтора года, как раз накануне выступления Хорша против Рериха, моя золовка Эстер жила в Гималаях у Рерихов.

Она пользовалась каждым мгновением, чтобы быть рядом с Еленой Ивановной. Без конца клялась ей в любви и преданности. "Отныне не представляю себе жизни без вас", - писала она после отъезда, из Индии и писала то время, когда у нее уже все было обговорено с Хоршем. Ей казалось, что наконец-то она проникла в святая святых, приобщилась к тайнам, недоступным для простого смертного. Елена Ивановна занималась практическим освоением Агни Йоги, и у нее возжигались огненные центры. По примеру Елены Ивановны и под ее руководством к этой весьма трудной и весьма опасной работе приступила и Эстер. Что-то ей удалось усвоить, что-то дополнила игрой ума. Но как нередко случается с неофитами, очарованными величественными, но призрачными картинами астрального мира, она вообразила, что владеет "космическим сознанием" и что теперь ни в чем не уступает Елене Ивановне, а, может, и превосходит ее. В этом она постаралась убедить Хорша (тому, естественно, было выгодно в это поверить), а затем мистически настроенного Генри Уоллеса, на поддержку которого рассчитывали, бросая вызов Рериху.

Помню, что на мгновение я буквально оцепенела от неожиданности. Трудно себе представить, каким это было потрясением для меня. Тем не менее, я нашла в себе силы сказать:

- Луис, торжественно перед лицом Владыки заявляю: я отдаю десять лет жизни, чтоб ты не говорил этих слов. Возьми свои слова обратно.

- Все это очень мило, - отвечал он с кривой усмешкой, - но у нас резолюция, одобренная большинством.

Текст резолюции был более чем парадоксален: из состава Совета директоров Музея Рериха выводился сам Рерих!

Момент для удара был выбран далеко не случайно. Ведь на первых порах мы не имели возможности снестись с Рерихом. Он находился в труднодоступном районе Манчжурии. Возглавлял американскую экспедицию по сбору семян засухоустойчивых растений, организованную Уоллесом. Не дожидаясь его возвращения, мы обратились в суд. После неудачи в первой инстанции пошли в другую. Но нигде нам не удалось доказать своей правоты. Сказывалось давление, подчас бесцеремонное, со стороны Уоллеса, который занимал тогда пост министра Федерального Правительства. И вот результат: Музей Рериха стал узаконенной собственностью Хорша!

Это был откровенный грабеж. Но мало кто знает, что ограбили не Рериха, а американское государство. Дело в том, что накануне всех этих событий по предложению Рериха было принято решение о безвозмездной передаче Музея американскому народу. Декларация, объявляющая Музей и музейные ценности национальной собственностью, проходила юридическое оформление, после чего должна была появиться в печати. По всей видимости, вот это решение и послужило побудительным мотивом, ускорившим действия Хорша и компании. Во что бы то ни стало упредить Рериха!

А Зинаида Григорьевна в результате всей этой истории потеряла мужа. По ее словам, в решающий момент он самоустранился. Он не стал на сторону Хорша, но и не оказал никакой поддержки Зинаиде Григорьевне, и ей пришлось в одиночку бороться со всеми трудностями. "Кровь заговорила, - квалифицировала его поведение Зинаида Григорьевна, - ведь Эстер его родная сестра". Для Зинаиды Григорьевны, бескомпромиссной по отношению ко всему, что касалось Рерихов и Учителя, такая позиция была равносильна измене. Она подала на развод, и они расстались.

* * *

- Понять феномен Рерихов, равно как и феномен Блаватской, - утверждала Зинаида Григорьевна, - вне контекста их взаимоотношений с Белым Братством абсолютно невозможно. Картина событий будет неполной, односторонней, да и по большей части загадочной и непонятной. Но все становится на свои места, если вспомним о самом главном в их жизни - причастности к Шамбале и Белому Братству.

Понятие Белого Братства сокровенно. Но, к сожалению, его нередко деформируют и искажают. Или выхолащивают духовный смысл, или просто-напросто игнорируют его: делают вид, что такой проблемы не существует вообще, что она относится к области человеческих выдумок. Иногда на целые века это понятие выпадало из памяти людской. Ведь Блаватская, собственно, и явилась в мир затем, чтобы вернуть людям забытое ими напрочь знание о Белом Братстве. Почему так важно это знание для нас, земных обитателей? Да потому, что "темные тайно и явно сражаются", и в этой борьбе, принявшей ныне апокалипсический характер, силы света могут победить, лишь опираясь на космическую поддержку. А Космос на Земле - это Шамбала, это существа, именуемые Махатмами. Уже сам факт признания космического воинства среди нас представляет огромную опасность для темных. А любое действие, направленное на воссоединение с нашими космическими собратьями или Белым Братством, предвещает поражение и гибель темных.

Вот почему делается все, буквально все, чтобы пресечь любые попытки контактов с Белям Братством. Это, если хотите, стратегическая задача противников света. Вот почему такую волну отрицания вызвала Блаватская и ее информация о Махатмах и Шамбале. Вспомните, сколь велика была ярость оппонентов Блаватской. Казалось бы цивилизованные люди утратили всякий намек на цивилизованность и обрушились на нее с пылом фанатиков Средневековья. Дай им волю - они б сожгли ее на костре. Было в этом что- то запредельное и выходящее за рамки здравого смысла. Нет, не случайным было столь неадекватное поведение противников концепции Блаватской: можно было принимать ее, можно не принимать, но не впадать же от этого в такое неистовство! Одно-единственное слово существует для такого рода поведения - одержимость. А одержимость, как вы знаете - характерный признак присутствия темных, или, точнее, сатанинских сил.

Вот почему обрушился и на Рериха такой шквал ярости и ненависти. Стоит ли удивляться грубым и даже патологическим формам этой ненависти, предательству Хорша и тому подобному? В конечном счете, все это - результат все той же одержимости, в данном случае круто замешанной на извращенном оккультизме. Суть дела, однако, не в Хорше и компании. Они лишь часть айсберга, малая часть айсберга, всей своей темной массой надвинувшегося на Рериха. Но превосходная степень ненависти, как ничто другое, изобличает носителей ее. Так вот где, оказывается, видят они главную угрозу для себя! Так вот кто, оказывается, их самые главные противники: люди, являющиеся вестниками Белого Братства и заявившие о своей миссии открыто и громко всему МИРУ!

Рерихи тяжело переживали случившееся. Рушились планы космического развития земных событий. Надежды на Америку не оправдались.

- Тем самым, - говорила Елена Ивановна, - резко, даже трагически усугубилась ее карма. Предательство Хорша - Уоллеса поставило ее перед бездной. Ведь страна, выступившая против Иерархии, - поясняла она, - выпадает из космической эволюции, становится космическим мусором.

- Это не значит, - сказала Зинаида Григорьевна, - что на Америке окончательно поставлен крест. Нет. Шанс на спасение, пусть один на сотню, пусть один на тысячу, у нее остается. Она на последнем испытании, и главное препятствие на пути ее спасения, как это ни парадоксально, ее внешнее благополучие. Почему? Да потому, что благополучие, как говорилось еще в древности, это смерть духа.

* * *

Итак, Рерихи и их американские друзья (теперь уж немногочисленные) потерпели поражение.

- Но я не считала, что все потеряно, - говорит Зинаида Григорьевна, - а нам остается только устраниться от дел. Пишу Рерихам: "Надо начинать сначала. И опять под Вашим именем".

Рерихи отвечают: "Вы выполнили уже все, что полагается. Если и будете сейчас что-то делать, то не по долгу (его у вас нет), а по сердцу".

"Жить по-другому я уже не могу, - снова пишу я Рерихам. - Для меня невозможно остановить работу, получившую благословение Владыки".

Новый Музей Рериха практически опять начинался с нуля. Правда, кое-что вопреки Хоршу и его притязаниям удалось сохранить. Во-первых, картины, принадлежащие нам лично (в частности, мне). Во-вторых, к нам пришли картины из бывших Рериховских центров в Европе. В-третьих, часть картин приобрел для нас миллионер Боллинг, примкнувший к сторонникам Агни Йоги в трудный момент нашего существования. Вот эти полотна и стали основой коллекции будущего Музея.

Опять пришлось заниматься поисками помещения. Вначале мы располагались на пятом авеню, но потом сменили адрес. Вот в этот дом, где мы с вами сейчас находимся, мы въехали, можно сказать, по прямому указанию Владыки. Дело в том, что по поводу подходящего помещения для Рериховского музея шла обширная, чуть ли не каждодневная переписка с Еленой Ивановной. В ее письмах содержались рекомендации Учителя. Прежде всего, было сказано, что нам надо перебираться в верхнюю часть города. Затем последовало уточнение, куда именно перебираться: выше сотой улицы. Были даны подробнейшие разъяснения. Ищите дом недалеко от реки, где окна как арки. По этим приметам мы и нашли вот этот пятиэтажный особняк. Но старушка, владелица особняка, отказалась не только продавать, но и сдавать его. Обескураженные, возвращаемся назад. Пишем о своей неудаче Елене Ивановне. Она отвечает: "Все сбудется".

И действительно, спустя какое-то время мы идем этой улицей. Вдруг видим табличку на дверях особняка: "Дом сдается". Боллинг говорит: "Зайдем, попробуем уговорить продать". Старушка вначале ни в какую. Но потом, когда мы объяснили для каких целей понадобился дом, что в нем расположится музей, она неожиданно согласилась. Вот так мы и очутились на сто седьмой улице, кстати, по соседству с бывшим Музеем-Небоскребом Рериха. С тех пор я бессменно живу и работаю здесь. "Вам нельзя сейчас отлучаться из Вашей сторожевой башни", - писали мне Рерихи от имени Владыки. Я и не отлучаюсь.