|
Библиотека ``Звезды Ориона - Путь Ора`` |
|||||||
Конкордия Антарова - Две ЖизниКнига 1
Глава 25. Обед на пароходе. Опять Браццано и Ибрагим. Отъезд капитана. Жулики и Ольга
Я был поражен. Как? Чем я мог внушить ненависть к себе человеку, о котором я думал так мало? И если и думал, то всегда сострадал той тирании, в которой видел Ольгу на пароходе. — Вы говорите, доктор, что я за жизнь сложила себе капиталец возле княгини? Я не даром его получила. Я всю свою жизнь на них и работала. Да что греха таить! Нешто княгиня до князя хорошую жизнь вела? Это их сиятельство все иначе повернули. А то в нашем доме-то дым коромыслом шел! И большая часть моих денег не от княгини...
— А от тех мерзавцев, которым вы помогали шельмовать или всячески добиваться милостей вашей хозяйки? — сверкнув глазами, перебил Ананда Ольгу. — Вы работали? Вы трудились? Перебрать туалеты своей барыни, из которых вы всячески норовили что-нибудь украсть или тайно продать, — вы это называете трудом? Лежать с леденцом за щекой и читать на барыниной кушетке недочитанный ею роман, если он напечатан по-русски? Зевать и шарить по буфетам, чтобы повкуснее съесть? Что вы еще делали за вашу жизнь? Вы только и достойны того, чтобы вам мерещились козлы.
— Доктор, спасите меня от них. Я с ума сойду, если еще раз их увижу. Они вас боятся, спасите меня! — дико оглядываясь, точно ей во всех углах мерещились козлы, кричала Ольга.
— Я вам уже сказал. Никаких козлов нет в действительности. Это порождение вашего воображения, вашей совести, которой вы торговали всю жизнь. И спасти вас я не могу. Только чистая жизнь в труде, в самопожертвовании может вам помочь отныне.
— Да не могу же я сделаться прачкой, если вы не считаете мою жизнь трудом. Не кухаркой же мне поступить в бедное семейство? — возмущалась Ольга, считавшая себя, очевидно, фрейлиной в сравнении с остальной домашней прислугой.
— Куда вы годны для таких дел? И не в таком труде, где только одна физическая сторона работает, вы можете найти себе очищение. Ваша сестра писала вам, что она овдовела, очень больна и боится умереть, оставив своих детей сиротами. Что вы ей ответили?
Ольга опустила глаза и молчала с тупым, злым выражением лица. Она мне напомнила тетку Лизы в вагоне, когда та орала в лицо И.:
— Я барыня, барыня, барыня была, есть и буду!
Я подумал о глубочайшей развращенности, в какую впадает душа человека, испорченного бездельем, жадностью и сознанием своего, несуществующего нигде, кроме собственного воображения, превосходства над другими.
— Жить в крестьянстве я не могу, — наконец выдавила из себя Ольга. — В деревне люди темные. Я привыкла к веселью. Мне и здесь-то опостылело за княгинину болезнь. Ни души не видишь! Я приемы люблю. Народ чтоб приезжал, обеды, шумно, мужчин чтоб много.
— В деревне жить не можете — там люди темные? Я думаю, темнее вас самой — среди добрых и светлых людей — встретить трудно, — ответил ей, прожигая Ольгу глазами, Ананда. — Единственный для вас путь, которым вы можете идти и найти себе спасение, — это взять сирот сестры, их воспитать и найти в себе к ним любовь. Если вы этого не желаете, — живите с вашими козлами.
Ананда поднялся, чтобы выйти из комнаты.
— Нет, нет, доктор, не уходите, — вон они снова здесь! Я все сделаю, только спасите от них, — вскричала Ольга.
— Это становится скучным, — грозно сказал Ананда. — Повторять одно и то же бессмысленно. Вам есть один путь, путь любви и милосердия к вашим племянникам-сиротам. Вы за всю жизнь никого не любили, никого не приласкали. Вы только грабили, копили, лгали, сплетничали. Если не ухватитесь за единственный случай, где вам посылается возможность любовью победить всех ваших козлов, вызванных к жизни вашей нечистой совестью, все эти козлы вас затопчут, — продолжал он, и голос его звучал мягче. — Выбора у вас нет, вы все время играли дурными страстями людей. Вы только и делали, что злились, раздражались и других вводили во всякие мерзкие дела. Теперь уже поздно выбирать. Или уезжайте отсюда, возьмите сирот, создайте им чистую — слышите ли? — чистую жизнь. Или ждите — в безумии и ужасе, — как вас растопчут порожденные вами козлы.
Молнии снова сверкали из глаз Ананды. Прекрасен он был, божественно прекрасен! Я — непонятным мне самому путем, когда знание чего-то происходящего в другом проскальзывало в меня, минуя логические ходы мыслей, и открывало мне что-то невидимое и неведомое в душе другого, — понял, что Ананда сейчас ставил Ольге те узкие рамки точно определенного послушания и дисциплины, которые он отвергал с другими. Я как бы видел, как он берет руку И. и вводит его прием помощи и воспитания людей в свой круг действий.
Что творилось с Ольгой — трудно даже передать. Но, пожалуй, преобладающим выражением ее лица было изумление.
— Вот как можно довериться кому-нибудь! Я только одному этому подлому швейцару и сказала о смерти сестры. Да и сказала-то потому, что знала его любопытство. Небось сам прочел раньше, чем мне подал. И телеграмма-то пришла ночью. Когда он успел только вам все передать?
— Я вас в последний раз спрашиваю: пойдете вы путем любви и милосердия? Или... нам здесь больше делать нечего, — снова сказал ей Ананда.
— Если бы я и не хотела ребятам благотворительствовать, так ничего не могу поделать — эти проклятые все тут. Я согласна ехать. Но вдруг они побегут за мной? — с ужасом осматриваясь по сторонам, ответила Ольга.
— Если только увезете отсюда ворованные вещи, — побегут и бежать будут до тех пор, пока вы не возвратите похищенного. Если будете злы и раздражительны, недобры с детьми, козлы будут появляться. И как только злые мысли и старые навыки будут тянуть вас к подлым людям и делам, будете попадать в круг ваших козлов, — тихо, твердо прозвучал голос Ананды.
Идите, собирайтесь в путь и помните, что я вам сказал о чужих вещах. Вечером уходит поезд. Мой знакомый едет в Петербург. Я попрошу его взять вас в качестве жены, чтобы не возиться с заграничным паспортом, что здесь довольно долго делается. Когда соберете все, придите ко мне вниз.
Ольга вышла. Мы сами проводили ее по лестнице вниз, но она все еще дрожала от страха и озиралась по сторонам, где ровно ничего, кроме обычных и знакомых ей предметов, не было.
Войдя к себе, Ананда написал записку Строганову и послал к нему одного из наших караульщиков.
Недолго мы оставались одни. К нам пришел князь, извиняясь за все причиненные нам беспокойства и говоря, что Ольга категорически заявила о своем немедленном уходе, чем он поставлен в ужасное положение, так как некем ее заменить.
Ананда его успокоил, сказав, что сейчас приедет Строганов, у которого в семье много приживалок. И найдется кому поухаживать за его женой, пока она так сильно больна. А там видно будет.
Князь утешился, не зная как и благодарить Ананду, но вдруг схватился за голову.
— Господи, да ведь вы оба еще ничего не ели! Да мне прощения нет!
— Не беспокойтесь, князь. Авось мы с Левушкой не умрем, еще час-два поголодав. Как только я переговорю со Строгановым, мы поедем обедать.
— Никогда я этого не допущу! Сию минуту вам сюда подадут завтрак, а обедать, я надеюсь, вы не откажетесь со мной вечером.
И не дожидаясь ответа, князь почти выбежал из комнаты.
Ананда сел к столу, читая какое-то письмо, а я же был так разбит, что не мог даже сидеть, лег на диван и чувствовал, что силы меня оставляют.
— Мой бедный мальчик, выпей эту воду, — услышал я нежный голос, до того мягкий, гармоничный и любящий, что я еле признал в нем властный и металлический «звон мечей» Ананды.
Мне стало вскоре лучше. Принесенный завтрак подкрепил мои силы, о чем хлопотал сам князь, собственноручно подкладывая мне всякой всячины. Когда спустя некоторое время вошел Борис Федорович, я уже и забыл, что едва спасся от обморока заботами Ананды.
Сиделка у Строганова, конечно, нашлась; и он же взялся сам отвезти Ольгу к знакомому Ананды, уезжавшему сегодня в Петербург. Ананда на словах просил Строганова передать уезжавшему купцу, что Ольга — горничная княгини, которую смерть сестры заставляет спешить выехать к сиротам. Самому же Борису Федоровичу он передал все случившееся сегодня. Строганов долго молчал, потом тихо сказал:
— Я думаю, что Анне необходимо навестить княгиню, когда ей станет немного лучше.
— Я не могу принять от нее этого подвига, — в раздумье сказал Ананда.
— Нет, Анна уже не та. Теперь ей многое легко из того, что прежде стояло непреодолимой стеной. Думаю, она сама придет, лишь узнает обо всем, — снова помолчав, сказал Строганов.
Вскоре он ушел от нас к купцу, и нам выпало наконец несколько мгновений отдыха и тишины. По задумчивому лицу Ананды, ставшему сейчас мягким и тихим, прошла неуловимая улыбка счастья. Точно он говорил с кем-то очень любимым, но далеким. Как много раз — при самых разнообразных обстоятельствах — я видел это прекрасное лицо и эти глаза-звезды и, казалось, знал их. А сейчас я увидел какого-то нового человека, от которого все вокруг наполнилось миром и блаженством. И я понял, что я видел до сих пор только клочки истинного огромного Ананды, как и сейчас вижу только маленький кусочек Ананды-мудреца. Но еще никогда не видел я Ананды-принца. Каков же он должен быть, когда бывает принцем? Я тут же стал «Левушкой — лови ворон» и опомнился от смеха Ананды, который, похлопывая меня по плечу, говорил:
— Решишь в Индии этот важный вопрос. Я тебя там встречу и спрошу, какой раджа показался тебе восхитительнее меня? А сейчас вернется Борис Федорович и придет Ольга. Передай ей это письмо в прихожей и скажи, чтобы подождала Строганова и ехала вместе с ним к купцу. Там ей все скажут и покажут. И о чем бы она тебя ни просила, передай ей точно только то, что я тебе сказал.
Строганов вернулся и объявил Ананде, что купец был очень рад хоть чем-нибудь выразить ему свою благодарность. Что касается сиделки, то ее привезет сюда, прямо к князю, старший сын Строганова.
Мое прощальное свидание с Ольгой происходило в присутствии Бориса Федоровича. Ей, видимо, хотелось видеть Ананду, чего она всячески добивалась. Ни на один ее вопрос я не отвечал, говоря, что передаю только то, что мне поручено Анандой, и больше ничего не знаю.
По уходе Строганова и Ольги, все остальное время, вплоть до обеда, Ананда диктовал мне несколько писем, несколько деловых ответов в какие-то банки и велел внести в большую книгу пачку адресов. Во все углы земного шара летели письма Ананды.
— Целый адресный стол, — невольно сказал я.
— Я у тебя спрошу через десяток лет твои гроссбухи, тогда сравним наши адресные столы, — ответил, смеясь, Ананда.
Князь пришел сам звать нас обедать. Я был рад, что кончается этот сумбурный день и ждал нетерпеливо возвращения И.
— Не знаю, как я буду и жить без вас, без И., без Левушки, — говорил печально князь, когда мы вышли на балкон после обеда.
— Я бы на вашем месте ставил вопрос как раз обратно, князь, и говорил бы: «Как я счастлив, что вы останетесь здесь, один со мною, мудрец и принц Ананда», — засмеявшись, сказал я.
— Как я счастлив, каверза-философ, что тебя сейчас проберет за дурное поведение твой воспитатель И.
Не успел Ананда докончить своей фразы, как я увидел И. идущим от калитки по аллее. Я бросился со всех ног ему навстречу и через минуту висел на его шее, забыв все на свете, не только внешние приличия.
|
|||||||
|
Звезды Ориона - Путь Ора © Copyright 2020
|
|||||||