Библиотека
``Звезды Ориона - Путь Ора``

Конкордия Антарова - Две Жизни

Книга 1
Глава 25. Обед на пароходе. Опять Браццано и Ибрагим. Отъезд капитана. Жулики и Ольга

1 2 3 4 5

Верзила, не смевший нарушить точность морской дисциплины, стучал в дверь, говоря, что время ехать, не то опоздаем. Вскоре мы подъезжали к пароходу.

Капитан уже издали стал махать мне фуражкой, а когда я поднялся по трапу, обнял меня, засверкал тигром и вообще был таким, каким я увидел его в первый раз в Севастополе.

Радушный хозяин, угощавший меня в своей капитанской каюте, горячо благодарил за мои подарки и, главное, за письмо, которое сделало его богаче, как он выразился. Потому что еще никто и никогда не говорил ему о такой преданности и в таких простых, но много значащих словах.

— Впервые я не раздумывал, не сомневался, а сразу почувствовал, что каждое ваше слово — правда. И не могу вам выразить, как я дорожу платком и книжкой. Платок в моем кармане, а книжка у изголовья. Пока буду жив — с ними не расстанусь.

— Вот вам еще один привет от Ананды, который он только что дал мне. Это предназначается вашей жене, когда вы привезете ее после свадьбы домой, — сказал я, подавая капитану футляр.

— Что же здесь такое? — с удивлением глядя на меня, спросил он.

— Не знаю, не видел, — боясь сказать какое-либо лишнее слово, отвечал я.

Капитан открыл футляр, и невольный крик изумления вырвался у него.

Он протянул его мне, а я увидел в нем точно такой же медальон, который И. приказал Строгановой отдать, как похищенный у Анны, только поменьше. Так же в нем врезаны были фиалки из аметистов и бриллиантов, и надет он был на цепочку из этих же камней.

Я молча рассматривал эту вещь, думая о Лизе. Какое-то беспокойство поднималось во мне. Я не понимал, почему у каждого из окружающих меня друзей был какой-то свой особый талисман, свой цветок и непонятная мне, но совершенно особая, своя линия поведения.

— О чем вы так задумались, Левушка? Вы думаете о моей жене?

— Нет, капитан. Я ведь не знаю, кто будет вашей женой и на какой прелестной шее будет красоваться этот медальон. Но я думаю, что если Ананда дал вам кольцо с аметистом и дает вашей жене такой же камень, то он, очевидно, думает, что между вами и ею будет царить гармония в каких-то главных основах жизни. Следовательно, за вас можно быть спокойным. И. говорит, что Ананда не только мудрец, но и принц.

— Не знаю, принц ли он по крови, и сомневаюсь в этом, — задумчиво сказал капитан. — Но что сила его мудрости и величие его духа настолько выше обычных, что их можно назвать царственными, — это вне всяких сомнений!

— Конечно, капитан, это вне всяких сомнений. Но для тех, кто видит чужое совершенство и не может его достичь сам, — оно, точно недостижимое сокровище, только раздражает и бередит. А чтобы заразиться желанием самому встать на этот путь вечного совершенства, тут не только надо иметь силу понять, но и от многого отказаться. А между тем, И. говорил мне как-то на днях, что путем отказов и ограничений ни к какому творческому выводу прийти нельзя. Что скука добродетели — один из основных предрассудков. Вот тут и пойми!

— Я это очень хорошо понял здесь, в Константинополе, — сказал капитан. — Если вправду любишь, — даже не замечаешь, как отказываешься от чего-нибудь. И даже не отказываешься, а просто сам бросаешь то, что казалось ценным. Посмотрел другими глазами — и увидел противным то, из-за чего готов был драться.

Капитан спрятал футляр в секретер, посмотрел на часы и предложил мне выйти на палубу.

Неожиданно для меня уже спускался вечер. На небе проглядывали звезды, и такими же звездами была усеяна вся вода, освещаемая массой огней и огоньков на судах, стоявших вокруг, точно густой лес. Огромное судно капитана, уже нагруженное и готовое завтра только подобрать пассажиров да случайный груз, стояло далеко в море. Чарующая панорама города и сновавшие между пароходами шлюпки и катера отвлекли мое внимание от капитана. Но, стоя рядом с ним, я увидел, что он перегнулся и зорко всматривается в двигающиеся лодки. Он снова посмотрел на часы и сказал:

— Хава точна. Сэр Уоми воспитал ее хорошо.

— Хава? При чем же здесь Хава?

— Подождите здесь, Левушка. Пока я не вернусь, не уходите отсюда. Если хотите, последите за этой широчайшей шлюпкой, которой правит ваш друг Верзила и где, на самой середине стоит паланкин.

С этими словами капитан исчез, и через некоторое время я услышал его голос далеко внизу, у трапа.

Как много было пережито мною на этом пароходе до бури, в самую бурю и после нее! И где тот мальчик, который приехал в азиатский город отдохнуть подле единственного брата-отца? Мысли вихрем уносили меня, я ушел от действительности, забыл, где я, и вдруг услышал голос И.: «Не подходи ни в коем случае к Браццано. Даже если бы он умолял тебя всем милосердием неба. Зло, вкоренившись в человека, не так легко уходит. И ничего от него не бери и ничего ему не давай».

Я был сбит с толку. Подумал, что на этот раз я уж, наверное, впал в ересь слуховой галлюцинации, как увидел Верзилу и еще трех матросов, с большим трудом вносивших на палубу закрытый паланкин. Впереди его шла закутанная в плащ Хава, а сзади капитан и Ибрагим с отцом.

Когда паланкин выровнялся на палубе и матросы остановились, отирая пот с мокрых лиц, мне показалось, что я встретился взглядом с Браццано, отодвинувшим слегка занавеску паланкина.

Через минуту матросы вновь подняли паланкин и остановились в противоположном конце палубы, у каюты люкс, где мы с И. ехали из Севастополя.

Неопределенное чувство досады, что такое ужасное существо поедет в прекрасной каюте, где ехал И., жгучий, пронзительный взгляд Браццано, которым он только что посмотрел на меня и который так не был похож на глаза, из которых скатилась слеза за столом у Строгановых, услышанные мною слова И., точно перелетевшие ко мне по эфирным волнам, — все грозило мне ловиворонным состоянием, как я услышал повышенный голос Хавы:

— Нет и нет. Этого я допустить не могу.

— Но я должен ему передать, если меня просят, — услышал я второй голос, в котором тотчас же узнал голос Ибрагима.

— Это дело только вашей совести. Но, по-моему, ваш отец поступил неправильно, разрешив вам говорить с Браццано. Сэр Уоми дал точные указания, чтобы все его сношения с внешним миром — пока он не будет водворен в назначенном месте — шли через меня и вашего отца. Взявшись выполнить поручение, ваш отец, с первых же шагов, нарушил данные ему указания.

— Да нет, Хава, Браццано бросил мне эту записку из паланкина, прося передать Левушке. А если Левушка не согласится ее прочесть, то сказать ему, чтобы он вернул ему его камень. Друзья Браццано ему сообщили, что можно еще поправить его здоровье, лишь бы он снова овладел этим камнем. Все это Браццано мне шептал, пока приготовляли носилки, чтобы внести его в каюту. И отец ни о чем не знает, — говорил Ибрагим, и ветерок нес ко мне все его слова.

— Еще того лучше! Неужели вы не понимаете, что предаете отца, обещавшего сэру Уоми точно выполнить его приказание?

— Вы все преувеличиваете, Хава. Ну, ведь Левушка — не «внешний мир»?

— Ну конечно, Левушка — это печенка Браццано. А вы... вы тоже не «внешний мир»? Вы только тот шаткий часовой, на которого положиться нельзя. И вот эта ваша ошибка сейчас повлекла уже за собой целую серию перемен и путаницу. За вас будут теперь служить сэру Уоми другие, а вы должны уехать с парохода, — продолжала Хава.

— Недаром о вас говорят, как о пунктуальном человеке, в ущерб живому смыслу вещей. Я обещал — и должен передать записку.

— Образумьтесь, Ибрагим. Вы обещали? Да ведь вы молили Ананду оказать вам доверие. Вы клялись ему и сэру Уоми, хотя никто ваших клятв не требовал, что выполните с величайшей точностью все требования. Вы ему первому это обещали. Отец ваш говорил вам, что путешествие будет тяжелым, он тоже не хотел вас брать. Вы настаивали, обещали и ему полное повиновение. А теперь вы сбросили со счетов два свои первые обещания и желаете выполнить третье? Злой мучитель, бездушный палач Браццано вам важнее сэра Уоми и отца?

— Я вас больше не хочу слушать, Хава. Всякий отвечает за себя. Левушка не младенец — как сам решит, так и будет.

Разговор прекратился. Я собрал все свои мысли, постарался ощутить И. рядом с собой и услышал приближающиеся шаги.

— Левушка, — сказал, подходя ко мне вплотную, Ибрагим. — Браццано прислал вам записку.

И он протянул мне сложенный листок, очевидно вырванный из записной книжки.

— Я не желаю входить ни в какие сношения с этим человеком. Записки его я читать не буду, и вы, думается, напрасно взяли на себя роль его посла.

— Очень жаль, что вашего милосердия хватило так ненадолго, Левушка. Браццано просит вас вернуть ему его камень, — очень раздраженно и язвительно говорил мне Ибрагим. — От этого зависит вся его дальнейшая жизнь, его здоровье и благополучие, — помолчав, возбужденно прибавил Ибрагим.

— Я не знаю, от чего зависит его благополучие. Думаю, что как раз от обратного. И у меня нет камня Браццано. На мне есть камень сэра Уоми, очищенный его подвигом любви и милосердия. Камень, который удушал злодея своей чистотой и от которого он просил меня его избавить. Только сэр Уоми может приказать мне вернуть его. И если такое приказание получу — я верну Браццано его сокровище в тот же миг.

В наступившей тишине вдруг послышалось из каюты люкс какое-то бешеное рычание, точно раненое животное собирало свои силы, чтобы на кого-то броситься. Дверь каюты распахнулась, и в освещенном ее ярком квадрате обрисовалась сгорбленная фигура Браццано. Глаза его метали молнии; он делал невероятные усилия, чтобы переступить порог; из губ его текла белая пена, и он напоминал точно адское существо, горящее в пламени.

Вид его был так страшен, рычащие стоны так отвратительны, что у меня дрожь пошла по всему телу. Я не знал, на что решиться, если он подойдет ко мне, как услышал сзади себя быстрые шаги на лестнице и увидел высокую фигуру, закутанную в плащ.

Сердце сказало мне, что это И. И я не ошибся. Перед Браццано, уже вылезшим из каюты, внезапно встал И.

— Назад, — внятно, довольно тихо, но так властно, как я никогда не слыхал, сказал И. сгорбленной фигуре, которая согнулась еще ниже, как-то завизжала, но стояла на месте.

— Назад, я приказал, — еще раз сказал И., и в голосе его зазвенел металл, чего я не мог и предполагать.

Не будучи в силах удержаться на ногах, Браццано упал на четвереньки и отвратительно вполз в каюту.

И. вошел за ним, захлопнул дверь и оставался в каюте довольно долго.

— Левушка, прошу вас, возьмите записку, — услышал я задыхающийся голос Ибрагима. — Она жжет меня, а я не могу разжать пальцев, точно клей их держит. Я не хочу, чтобы И. видел этот грязный клочок у меня в руке.

— Поэтому ты желаешь, чтобы Левушка взял на себя ошибку и последствия твоего непослушания! — вдруг громко сказал И., появления которого никто из нас не ожидал за нашими спинами.

— Бедный, бедный Ананда. Как ты ему клялся, Ибрагим! Как ты умолял его поручиться за тебя перед сэром Уоми! И вот результат твоей искренности. И мало того, ты хочешь еще свалить на другого последствия своей собственной неверности! Хорош сынок и хорош друг! Положи у моих ног эту мерзость.

Ибрагим положил к ногам И. бумажку. Мне казалось, что он это сделал легко и просто, а ему казалось, что он отдирает ее от пальцев чуть ли не с кожей, так тер он свою руку, когда в ней на самом деле уже ничего не было, а записка давно и благополучно лежала на палубе.

И. облил руки Ибрагима каким-то одеколоном, им же облил бумажку и поджег ее. Бумажка вспыхнула, и в то же время опять завыл Браццано, приведя меня снова в дрожь.

— Ступай домой. Забудь о том, что ты должен был ехать. Скажи матери, что ты болен, чтобы тебя уложили сейчас же в постель и вызвали врача. Лежи три дня. Когда вернется отец, встанешь, все вспомнишь и все ему сам расскажешь. Иди, — говорил И., и точно глухой рокот моря, так грозно звучал его голос.

Когда замерли шаги Ибрагима, И. повернулся ко мне, протянул мне руку и сказал:

— Спасибо, верный друг. Если бы ты всю жизнь искал случая выказать свою благодарность всем нам, начиная от Флорентийца и кончая мною, — ты не мог бы сделать ничего лучше, чем твое послушание мне сейчас. Как только ты коснулся бы бумажки злодея, который нашел способ снестись еще раз с некоторыми из своей шайки, — ты потерял бы волю над собой. Ты передал бы ему камень для нового, вторичного кощунства над ним, и тогда не только погиб бы сам, но причинил бы тысячу горестей брату и всем нам. И теперь злое непослушание Ибрагима принесло нам уже много беспокойства. Мне придется самому ехать вместо него. Но ты не огорчайся; я вернусь через день, меня в дороге сменят. Сейчас Ананда приедет сюда за тобой и за капитаном, так как снова за тобой гоняются, теперь уже из-за камня. Не боишься ли ты? — внезапно спросил И.

— Нет, не боюсь. Но неужели такое значение имеет в мире один неправильный поступок человека? Неужели так сильну взаимодействие вещей?

— Еще гораздо сильнее, чем тот слабый пример, который ты сейчас видел. Единение людей, их связь друг с другом, это неразрывные нити, невидимые слепым глазам, но связывающие канатами людей на целые века.

Послышались быстрые, легкие шаги капитана, и он взволнованно спросил меня:

— Что случилось? Почему Ибрагим уехал чернее тучи и не желая ничего объяснять мне? Кто же поедет с этим извергом?

— Я поеду, капитан. Не волнуйтесь, — ответил ему И., которого капитан не видел в темноте, укутанного в черный плащ.

Пораженный внезапным появлением И., капитан даже онемел. И только через некоторое время к нему вернулся дар речи.

— Да как же это я вас не видал? Как же мне не доложили о вас? Ведь это невозможная небрежность моих дежурных!

Капитан был взволнован и раздражен, каким я его, выдержанного и всегда корректного, ни разу еще не видал.

— Я встретил на берегу вашего старшего помощника, который взял меня в свою шлюпку. Но я знаю, что он лично пошел искать вас, чтобы доложить обо мне. Не сердитесь; зная, что вы жили вместе с нами в одном доме в Константинополе, он не отказал мне в просьбе взять меня с собой на пароход без пропуска, — успокаивающе говорил капитану И.

— Мой Бог! Для меня иметь вас на пароходе еще некоторое время — это больше чем счастье. Но нарушения дисциплины...

Тут подошел старший помощник, рапортуя о своем возвращении, а также о приезде доктора И. Капитан уже остыл и только спросил, почему он замедлил явиться сразу же по возвращении с докладом о провезенном без пропуска лице. Помощник поднял перевязанную руку, говоря, что какой-то болван поставил на дороге ящик с пилой и гвоздями, и он, ранив руку, должен был задержаться для перевязки.

И. предупредил капитана, что на берегу ждет еще Ананда, желающий лично с ним проститься и побыть на пароходе. Капитан обрадовался, как ребенок, и немедленно выслал на берег шлюпку за Анандой.

1 2 3 4 5
Книга 1: Глава 1. У моего брата
Глава 2. Пир у Али
Глава 3. Лорд Бенедикт и поездка на дачу Али
Глава 4. Мое превращение в дервиша
Глава 5. Я в роли слуги-переводчика
Глава 6. Мы не доезжаем до К.
Глава 7. Новые друзья
Глава 8. Еще одно горькое разочарование и отъезд из Москвы
Глава 9. Мы едем в Севастополь
Глава 10. В Севастополе
Глава 11. На пароходе
Глава 12. Буря на море
Глава 13. Незнакомка из лазаретной каюты № 1А
Глава 14. Стоянка в Б. и неожиданные впечатления в нем
Глава 15. Мы плывем в Константинополь
Глава 16. В Константинополе
Глава 17. Начало новой жизни Жанны и князя
Глава 18. Обед у Строгановых
Глава 19. Мы в доме князя
Глава 20. Приезд Ананды и еще раз музыка
Глава 21. Моя болезнь, Генри и испытание моей верности
Глава 22. Неожиданный приезд сэра Уоми и первая встреча его с Анной
Глава 23. Вечер у Строгановых и разоблачение Браццано
Глава 24. Наши последние дни в Константинополе
Глава 25. Обед на пароходе. Опять Браццано и Ибрагим. Отъезд капитана. Жулики и Ольга
Глава 26. Последние дни в Константинополе
Звезды Ориона - Путь Ора © Copyright 2020
System is Created by WebEvim