Библиотека
``Звезды Ориона - Путь Ора``

Конкордия Антарова - Две Жизни

Книга 1
Глава 3. Лорд Бенедикт и поездка на дачу Али

1 2

Я ясно помнил, что красавец-гигант обещал навестить меня днем. Когда я подходил к до-му, то увидел денщика, разговаривающего с каким-то разносчиком дынь в калитке сада.

Мне все казалось теперь подозрительным. Я мельком взглянул на дыни и торговца и молча прошел в сад.

Денщик захлопнул калитку и подбежал с двумя дынями к столу под деревом, где мы с братом обычно пили чай. Положив дыни, он принес самовар, хлеб, масло, сыр и выжидатель-но остановился у стола. По всему его поведению было видно, что он хочет что-то мне ска-зать.

— Налей-ка чаю, — сказал я ему, — дыни ты, кажется, купил хорошие.

— Так точно, — ответил он. — Изволили слыхать? У нашего соседа скандал приключился. Ночью стекла побили... драка была и стрельба.

— Да разве ты слышал? Я не так крепко сплю, как ты, да и то ничего не слыхал, — возразил я ему.

— Так точно, я не слыхал сам. Вот торговец мне сказал да все спрашивал, где мой барин, был ли ночью дома? Я сказал, на охоту уехавши еще с вечера. И он все допытывал, когда, мол, уехал да куда. Я сказал, часов в пять уехал, как всегда к Ибрагиму.

В эту минуту послышался довольно сильный стук в парадную дверь. Денщик не пошел в дом, а открыл калитку сада, рядом с парадной дверью. Я двинулся вслед за ним, подумав, что надо бы взять на всякий случай револьвер. 
Калитка открылась, и в ней обрисовалась громадная фигура, в которой я сразу узнал своего вчерашнего покровителя.

— Простите, я постучал довольно сильно и, вероятно, встревожил этим вас. Но на два звонка мне никто не открыл. Я и решился прибегнуть к стуку, — сказал он на довольно чистом русском языке, обворожительно улыбаясь.

При ярком свете утра красота моего гостя еще больше поразила меня. Правильные черты лица, безукоризненные зубы, маленькие уши и большие миндалевидные совершенно изумрудно-зеленые глаза — все при сияющем солнце было обворожительно. Мой взгляд, полный восхищения, был прикован к нему, к этой обаятельной, такой мужественной и вместе с тем молодой, мягкой красоте. Я пригласил моего гостя разделить со мной утренний чай. Он улыбнулся и ответил:

— Мое утро давно уже миновало. Мы, восточные люди, привыкли вставать рано. Я уже и забыл, когда завтракал, но если позволите, с удовольствием разделю вашу трапезу, съем кусочек дыни. Обычай моей родной страны учит, что только в доме врага не едят, а я ваш преданный друг.

— Вот как! — воскликнул я. — До сих пор я думал, что это обычай старой Италии. Теперь буду знать, что это и восточное поверье.

— Я и есть итальянец, и родина моя Флоренция. Вы не думайте, что все итальянцы смуглые брюнеты. В Венеции женщины даже считали неприличным иметь черные волосы и красили их в золотистый цвет, что заставляло их немало трудиться, — говорил он, смеясь. — Но мои волосы неподдельны, о их цвете мне не приходится волноваться.

— Да, — сказал я. — Нося такую красоту, такую гармонию и пропорциональность сложения, можно не заботиться даже о таком высоком росте, как ваш. Вы так дивно сложены, что ваш рост поражает только тогда, когда видишь рядом с вами человека нормального роста, кажущегося малышом, — сказал я, подавая ему тарелку, нож и вилку для дыни. — Вы простите меня, что я так невежлив и не свожу с вас глаз. В глаза Али Махоммета я не в силах смотреть: они меня точно прожигают. А его тонкая фигура не только поражает, но убивает своим ростом. А вы, несмотря на то, что вы почти такого же роста, как Али, все же не подавляете, но привлекаете к себе, точно магнит. Я хотел бы век быть подле вас и трудиться с вами в каком-то общем деле, — вырвалось у меня восторженно, по-детски.

Он весело засмеялся, стал есть дыню своими прекрасными руками, попросив разрешения обойтись без ножа и вилки.

Только сейчас я увидел, вернее сообразил, что мой гость не в восточном костюме, как я видел его ночью, а в обычном европейском костюме песочного цвета из материи вроде чесучи. Должно быть, моя физиономия отразила мое изумление, так как он мне весело подмигнул и сказал тихо:

— И вида никому не показывайте, что вы меня видели раньше в иной одежде. Ведь и вы сами были в чалме со змеей, хромы, глухи и немы. Разве я не мог, так же, как и вы, переодеться для пира?

Я расхохотался. Хотя можно было совершенно спокойно принять моего гостя за англичанина, но... видев его однажды в чалме и одежде Востока, я не мог уже расстаться с убеждением, что он не европеец.

Точно угадывая мои мысли, он снова сказал:

— Уверяю вас, что я флорентиец. Хотя и очень, очень долго жил на Востоке.

Я снова расхохотался. Желание моего гостя подурачить меня было так явно! Эта цветущая красота — ему не могло быть больше двадцати шести-семи лет, и то «от силы», как говорит наш народ.

— Скольких же лет вы уехали из Флоренции, если так давно, давно живете на Востоке? — сказал я. — Ведь вы не многим старше меня. Хотя весь ваш облик и внушает какую-то почтительность, не взирая на вашу молодость. Вчера вы мне показались гораздо старше, а европейский костюм и прическа выдали вас с головой.

— Да, — многозначительно ответил он, глядя на меня глазами, полными юмора. — Ваш европейский костюм и прическа тоже окончательно выдали вашу молодость.

Я закатился таким смехом, что даже пес брата залаял. А гость мой, кончив есть дыню, обмыл руки в струе фонтана и, не переставая улыбаться, предложил мне пройти в комнаты для небольшого, но несколько интимного разговора. Я допил свой чай, и мы прошли в комнату брата.

Мой гость быстро оглядел комнату и, указав мне на пепел в камине, сказал:

— Это нехорошо, отчего же ваш слуга так плохо убирает? В камине какие-то обрывки исписанной бумаги.

Я взял со стола старую газету, подвернул ее под оставшиеся в камине клочки бумаги с буквами недостаточно аккуратно сожженных ночью писем и поджег.

— Я вижу, вы все тщательно убрали, — продолжал он, осматриваясь по сторонам. — Кстати, откололи ли вы броши с чалмы своей и брата?

— Нет, — сказал я. — В письме брата ничего не было сказано об этом. Я их оставил на чалмах и запер в шкафу. Вернее, я их там похоронил, так как теперь уже не сумею поднять стену, — улыбнулся я.

— Этому делу помочь просто, — возразил мой гость.

В эту минуту вошел денщик и спросил разрешения идти на базар. Я дал ему денег для обеда и велел купить самых лучших фруктов. Когда он ушел, закрыв за собой дверь черного хода и унеся с собой ключ, мы прошли с моим гостем в гардеробную брата.

— Вы и дверь не закрыли на ключ? — сказал он мне. — А если бы ваш денщик полюбопытствовал заглянуть в гардеробную?

Он покачал головой, а я осознал себя еще раз рассеянным.

Я зажег свет, гость мой наклонился и указал мне на стенке в том же ряду, где я отсчитывал девятый цветок снизу, на четвертом цветке такую же еле заметную кнопочку. Нажав ее, он выпрямился и остановился в спокойном ожидании.

Как и тогда, когда я нажимал кнопку, сначала все было неподвижно. Но через несколько минут послышался легкий шорох и между полом и стенкой образовалась щель. Снова в дальнейшем все произошло совсем так, как и в первый раз. Движение стенки все ускорялось и под конец сразу же выровнялась в потолке, как будто век было именно так.

Я отпер дверцы шкафа и достал чалмы, недостаточно почтительно валявшиеся на дне его. Мой гость ловко отстегнул обе булавки, мгновенно сам нашел футляры, уложил в них броши и спрятал футляры в свой карман. Потом он вынул флакон с жидкостью, который я поставил сюда вчера, и тоже положил его в карман.

— А из туалетного стола вашего брата вы не убирали вещей? — спросил он меня.

— Нет, — отвечал я. — Я туда не заглядывал, в письме об этом ничего не сказано.

— Давайте-ка посмотрим, нет ли там чего-либо ценного, что могло бы пригодиться вашему брату или вам впоследствии.

Разговаривая, мы вернулись в комнату брата. Мысли вихрем вертелись в моей голове: почему надо искать ценности? Почему могло что-то пригодиться «впоследствии»? Разве брат мой не вернется сюда? И что же будет со мною, если он не вернется? Все эти вопросы точно горели в моем мозгу, но ни на один из них я не мог себе ответить.

Мне было чудно, что человек, вместе со мной роющийся в ящиках брата, мне совершенно чужой, а все же полная уверенность в его чести и доброжелательности, сознание, что он делает именно то, что нужно, и так, как нужно, не нарушались во мне ни на минуту.

Из ящиков брата мой гость вынул несколько флаконов, и мы разместили их по своим карманам. Среди всяких коробочек, которые мой гость оставил нетронутыми, он нашел плоский серебряный футляр с выгравированным цветным эмалевым павлином. Распущенный хвост павлина сверкал драгоценными каменьями. Это было чудо художественной ювелирной работы. Тут же висел крошечный золотой ключик на тонкой золотой цепочке.

— Ваш брат забыл второпях эту чудесную вещь, которую он получил в подарок и которой очень дорожит. Возьмите ее и, если жизнь будет милостива ко всем нам, когда-либо вы передадите ее брату, — проговорил мой чудесный гость, подавая мне футляр с ключиком.

Подавая их мне, он нежно, ласково коснулся обеими руками моих рук. И такая любовь светилась в его прекрасных глазах, что в мое взбудораженное воображение и взволнованное сердце пролилось спокойствие. Я почувствовал уверенность, что все будет хорошо, что я не один, у меня есть друг.

Мог ли я тогда думать, сколько страданий мне придется пережить? Сколько бедствий свалится на мою бедную голову! И каким созревшим и закаленным человеком стану я через три года, пока увижу брата, и в жизни его и моей действительно все станет хорошо.

Я спрятал в боковой карман заветный футляр, как думал сначала, но, рассмотрев его ближе, убедился, что это записная книжка, запиравшаяся на ключ.

Отобрав еще кое-что, что казалось необходимым убрать моему гостю, мы заперли все ящики, отнесли все, что вынули из них, в шкаф в гардеробной, плотно задвинули его створки, и тогда я снова нажал кнопку девятого цветка. Вскоре стенка опустилась, мы закрыли дверь гардеробной на ключ, я спрятал его в карман, и мы вышли снова в сад.

Здесь гость мой сказал мне, чтобы я рекомендовал его всем, кто бы нас ни встретил, как своего петербургского друга, и так же сказал о нем денщику.

Затем он передал мне приглашение от лица Али приехать провести сегодня день в его загородном доме, куда он уехал с племянником рано утром. Он ни словом не обмолвился о происшествиях ночи, а я не мог побороть какой-то застенчивости и не спрашивал ни о чем. Я так был рад не разлучаться с моим новым другом, что охотно согласился поехать к Али.

Мы подождали в саду возвращения денщика, и обаяние моего гостя все сильнее привязывало меня к нему. Тоска в сердце и мучительные мысли о брате как-то становились тише подле него. Спустя часа полтора вернулся денщик. Я сказал ему, что поеду за город с моим петербургским товарищем. А сам товарищ прибавил, что, быть может, мы не вернемся раньше завтрашнего утра, чтобы он не тревожился о нас. Денщик плутовато усмехнулся и ответил свое всегдашнее: «Так точно».

Мы вышли через калитку внутри сада, прошли немного по тихой, тонувшей в зелени и пыли улице и свернули в небольшой тупичок, кончавшийся большим тенистым садом. Я шел за моим новым другом, и вдруг мне показалось таким странным, что я знаком с этим человеком чуть ли не целые сутки, так много пережил интимного с ним и подле него — и даже не знаю, как его зовут.

— Послушайте, друг, — сказал я. — Вы велели рекомендовать вас всем как моего близкого петербургского друга. А я не знаю даже, как мне самому вас звать, не только как мне вас другим называть.

Он улыбнулся, взял меня под руку — но я думаю, ему было бы удобнее положить мне руку на плечо, так я казался мал, идя рядом с ним, — и тихо сказал мне по-английски:

— Это ничего не значит. Ваши знакомые будут думать, что я в самом деле английский лорд. А так как лордов они никогда не видели, то мне будет легко играть эту роль. Кстати, у меня есть и монокль, которым я отлично манипулирую.

Он вставил в левый глаз монокль, поджал как-то смешно губы, разделил свою небольшую золотую бороду надвое — и я прыснул от хохота, до того он был высокомерен, напыщен, а его прекрасное, умное лицо стало глупым и тупым.

— Ну, вот видите, как весело, — процедил он сквозь зубы, — я могу изображать высокомерного тупицу не хуже, чем вы хромого дедушку. Называйте меня всем лордом Бенедиктом, а сами зовите меня Флорентийцем, как все зовут меня.

Мы вошли в сад и встретились там с двумя молодыми офицерами, товарищами брата. Они шли к нам и были очень разочарованы, что брат уехал на охоту, я познакомил их с моим петербургским другом, англичанином, лордом Бенедиктом. Лорд высокомерно оглядывал бедных мешковатых поручиков с высоты своего громадного роста. На обращенные к нему вопросы мямлил сквозь зубы по-английски: «Не понимаю», несколько раз ловко сбросил и поймал бровью свой монокль, чем окончательно сразил таращивших глаза армейцев, никогда не видавших живого лорда с моноклем, и наконец быстро сказал мне, что лошади ждут, чтобы я сказал им, что я еду в гости за город к его дяде, тоже англичанину.

Мы простились, я еще сдерживал душивший меня смех, но когда услыхал пущенное возмущенным тоном вдогонку нам: «Ну и английская харя», — я уже не мог сдержаться, залился вовсю, и сзади мне вторили два раскатистых баса. Но лорд Бенедикт, как истый англичанин, и бровью не повел, отчего мне было еще смешнее.

Мы молча пересекли сад, где бил высокой струей фонтан, в нем не было ни души, и царила полная тишина, которую нарушал только фонтан своим журчанием да цикады мелодичной трескотней.

У ворот сада стояла отличная коляска в английской упряжке. Две поджарые, подлинно английские лошади неспокойно стояли, и их с трудом сдерживал старый кучер во фраке, гетрах и башмаках светло-коричневого цвета, с английским кнутом в руке, точь-в-точь как я видел на модных картинках журналов.

Я поглядел удивленно на моего лорда, он элегантно чуть-чуть поклонился мне и предложил мне первому занять место в коляске. Я пожал плечами, сел, лорд быстро уселся рядом, сказал что-то кучеру, чего я не понял, и мы помчались.

Довольно скоро мы выехали за город. Я еще не видел окрестностей. По обе стороны дороги тянулись виноградники, фруктовые сады, огромные баштаны дынь и арбузов. Непрерывно ехали нам навстречу на ослах люди всех возрастов в чалмах. Нередко на одном осле ехали по два человека. Встречались и женщины, укутанные в черные сетки и покрывала, тоже иногда сидевшие по две на одном осле.

Все тонуло в пыли; все залито было солнцем и зноем, и казалось, конца не будет этому обильному плодородию, мимо которого мы катили.

Так ехали мы около часа. Наконец мы свернули налево и, проехав еще с четверть часа, очутились в степи.

Картина сразу резко изменилась. Точно мы попали в другое царство. Все плодородие, вся зелень остались сзади, а впереди — сколько мог охватить глаз — шла пустынная степь с выжженной травой.

Меня укачали ритмический бег лошадей, мягкое покачивание эластичных рессор и мелькание нагретого воздуха, и я незаметно для себя задремал.

— Мы скоро приедем, — сказал мне мой спутник по-русски.

Я встрепенулся, посмотрел на него и... обмер. Передо мной сидел в чалме и белой одежде мой ночной покровитель.

— Когда же вы успели переодеться? — в раздражении почти закричал я.

Он весело рассмеялся, приподнял обитую бархатом скамеечку впереди нас, и я увидел ящик, в котором лежали еще халат и тюрбан в виде уже намотанной чалмы.

— Я оделся как требует долг вежливости Востока, — сказал мой спутник. — Ведь если мы приедем в европейском платье, Али должен будет подарить нам по халату. Я думаю, вам не очень хотелось бы сейчас принимать подарок от кого-либо, а это халат вашего брата.

— Мне не только был бы несносен восточный подарок, но и вообще я потерял, думаю навсегда, вкус к восточному костюму после маскарада и чудес прошлой ночи, — не совсем мягко и вежливо ответил я.

— Бедный мальчик, — сказал Флорентиец и ласково погладил меня по плечу. — Но, видишь ли, друг Левушка, иногда человеку суждено созреть сразу, и приходится стать почти непосредственно после юности закаленным мужчиной. Мужайся, друг. Вглядись в свое сердце, чей живет там портрет? Будь верен брату-отцу, как он был верен всю жизнь тебе, брату-сыну.

Слова его задели самую глубокую из моих ран, привязанностей и скорбей. Острую тоску разлуки с братом я снова пережил так сильно, что не смог удержать слез, я точно захлебнулся своим горем.

«Я ведь решился быть помощником брату, — подумал я, — зачем же я думаю о себе? Пойду до конца. Начал маскарад — и продолжать надо. Ведь это брат хотел, чтобы я нарядился восточным человеком. Будь по его».

Я проглотил слезы, вынул чалму, надел ее на голову и облачился в пестрый халат сверх своего студенческого платья.

Вдали был виден уже дом, сад и начинался по обе стороны дороги виноградник. Гроздья в нем уже зрели и наливались соком, краснея и желтея на солнце.

— Теперь недолго уже страдать и мучиться в догадках, — сказал Флорентиец. — Али все расскажет тебе, друг, и ты поймешь всю серьезность и опасность создавшегося положения.

Я молча кивнул головой, мне казалось, я достаточно уже все понимал. На сердце у меня было так тяжело, как будто, выехав за город, я перевернул какую-то легкую и радостную страницу своей жизни и ступил в новую полосу грозы и бед.

Мы въехали в ворота и по длинной аллее гигантских тополей подъехали к дому. Как только экипаж остановился и мы вошли в довольно большую переднюю, к нам быстрой легкой походкой вышел Али Махоммет. В белой чалме, в тонкой льняной одежде, застегнутой у горла и падавшей широкими складками до пола, он показался мне не таким худым и гораздо моложавее. Смуглое лицо улыбалось, жгучие глаза смотрели с отеческой добротой. Он шел, издали протянув мне обе руки. Поддавшись первому впечатлению, измученный беспокойством за все это время, я бросился к нему, как будто бы мне было не двадцать лет, а десять.

Я прильнул к нему с детским доверием, забыв, что надо мужаться перед малознакомым человеком и скрывать свои чувства. Все условные границы были стерты между нами. Мое сердце прильнуло к его сердцу, и я всем существом почувствовал, что я в доме друга, что отныне у меня есть еще один друг и родной дом.

1 2
Книга 1: Глава 1. У моего брата
Глава 2. Пир у Али
Глава 3. Лорд Бенедикт и поездка на дачу Али
Глава 4. Мое превращение в дервиша
Глава 5. Я в роли слуги-переводчика
Глава 6. Мы не доезжаем до К.
Глава 7. Новые друзья
Глава 8. Еще одно горькое разочарование и отъезд из Москвы
Глава 9. Мы едем в Севастополь
Глава 10. В Севастополе
Глава 11. На пароходе
Глава 12. Буря на море
Глава 13. Незнакомка из лазаретной каюты № 1А
Глава 14. Стоянка в Б. и неожиданные впечатления в нем
Глава 15. Мы плывем в Константинополь
Глава 16. В Константинополе
Глава 17. Начало новой жизни Жанны и князя
Глава 18. Обед у Строгановых
Глава 19. Мы в доме князя
Глава 20. Приезд Ананды и еще раз музыка
Глава 21. Моя болезнь, Генри и испытание моей верности
Глава 22. Неожиданный приезд сэра Уоми и первая встреча его с Анной
Глава 23. Вечер у Строгановых и разоблачение Браццано
Глава 24. Наши последние дни в Константинополе
Глава 25. Обед на пароходе. Опять Браццано и Ибрагим. Отъезд капитана. Жулики и Ольга
Глава 26. Последние дни в Константинополе
Звезды Ориона - Путь Ора © Copyright 2020
System is Created by WebEvim