Библиотека
``Звезды Ориона - Путь Ора``

Конкордия Антарова - Две Жизни

Книга 1
Глава 24. Наши последние дни в Константинополе

1 2 3 4

— Очень возможно, — ответил я, вспоминая письмо Хавы, которое я получил в Б. — Но, во всяком случае, если она когда-нибудь и будет жить в моем доме, то я буду ее бояться меньше, чем вы боитесь сейчас Лизы и всего того, что должно у вас с нею произойти, — брякнул я, точно один из тех попугаев, которых разносят в Константинополе, они вытаскивают билетики «судьбы» и подают любопытным их будущее в виде свернутого в трубочку лотерейного билетика.

Удивление капитана превратило его в соляной столб.

Не знаю, чем бы это кончилось, если бы мы не подъехали в эту минуту к дому и не встретились с Анандой и Хавой, шедшими к сэру Уоми.

— Возьмите ваших красавиц, — сказал я, подавая капитану цветы.

— Каких красавиц? — спросил Ананда.

— Белых, для сэра Уоми, если они еще не почернели, — очень серьезно сказал я. — Если же почернели, то...

— Замолчишь ли ты, каверза-философ?! — закричал капитан.

Хава очень была заинтересована, каких еще красавиц не хватало сэру Уоми.

— Горных, — шепнул я ей.

— Нет, это невыносимо! Неужели вы притащили ему козленка? — смеялась она, обнажая все свои белые зубы.

— Вот-вот, из самой Индии, если только этот козленок не позавидовал вашей черной коже и не сделался черным.

— Левушка, ну есть же границы терпению, — воскликнул капитан, начиная чуть-чуть сердиться.

Ананда погрозил мне, взял из моих рук корзинку и развязал ее. Вынув цветы из бумаги, он сам издал восклицание восторга и удивления.

— Фризии, фризии! — закричала Хава. — Сэр Уоми очень хотел их иметь, чтобы развести у себя в саду! Это ему будет очень приятно. Да они в горшках, в земле и во мху! Ну кто из вас выдумал такого козленка, тот счастливец. Если бы умела завидовать, непременно позавидовала бы удачнику.

— Пожалуйста, не завидуйте, а то вдруг они и вправду почернеют, — сказал я, любуясь никогда не виданными роскошными цветами. Белые, крупные, как восковые, точно тончай-шим резцом вырезанные, необычной формы колокольчики наполнили прихожую ароматом.

Капитан взял один горшок, дал мне другой. Когда я отказывался, уверяя, что идея и находка — его, он улыбнулся и шепнул мне:

— Одна фризия — я; другая — Лиза. Вы шафер. Идите и молчите наконец.

— Ну, уж Лиза фризия, — куда ни шло. Но вы, вы ужасно любимая, но просто физия, — так же шепотом ответил я ему.

— Эти китайчата будут до тех пор разводить свои китайские церемонии и топтаться на месте, пока не опоздают, — сказал Ананда с таким веселым юмором в голосе, что мне представилось, будто его тонкое, музыкальное ухо уловило наш шепот. Я не мог выдержать, залился смехом, которому ответил смех сэра Уоми, отворившего дверь своей комнаты.

Увидав наши фигуры с горшками цветов, имевшие, вероятно, довольно комичный вид, сэр Уоми сказал:

— Да это целая свадьба! — он ласково ввел нас в комнату, взял у каждого из нас цветок и обоих нас обнял, благодаря и говоря, что разведет по клумбе фризий в своем саду, присвоив каждой название морской и сухопутной.

Очень внимательно осмотрев цветы, сэр Уоми позвал своего человека и вместе с ним упаковал их в нашу же корзинку, обильно полив водой и цветы и прикрывавшую их траву и приказав завернуть корзинку в несколько слоев бумаги и в грубое мокрое полотно. Слуга исполнил приказание и вместе с вынырнувшим откуда-то Верзилой, взявшим чемодан, пошел вперед на пристань.

Много народа было в комнате. Были и такие лица, которых я совсем не знал; кое-кого видел мельком, а из хорошо знакомых мне были только турки, Строганов и князь.

Для каждого у сэра Уоми находилось ласковое слово. Мне он сказал:

— Ищи радостно, — и все ответит тебе. Цельность чувства и мысли скорее всего приведут тебя к Флорентийцу. О брате не беспокойся. Выработай ровное отношение к нему. Наль — не Анна.

Я приник к его руке, ошеломленный его словами, как бы ответом на самые затаенные мои мысли.

Все проводили сэра Уоми до коляски, и сели в нее И., Ананда и Хава. Я спросил И., не навестить ли нам с капитаном Жанну, на что он ответил одобрением, сказав, что зайдет с Анандой за нами к ней.

Экипаж завернул за угол и скрылся из глаз всех провожавших. Вздох сожаления вырвался у всех, а князь плакал как ребенок. Я подошел к нему и предложил пойти с нами к Жанне, говоря, что туда приедут И. с Анандой, как только проводят сэра Уоми.

Он согласился, попросил подождать его несколько минут и, видимо, обрадовался случаю не быть сейчас дома. Я понимал его состояние, потому что у самого горла ощущал рыдание и подавил его с большим трудом. Как ум ни говорил мне, что надо сделать над собой усилие и перейти в иное, не унылое настроение, — ощущение мое снова было близко к тому, которое я испытывал у камина в комнате брата, сжигая письма.

— Какая страшная вещь — разлука, — услышал я голос капитана, как бы отголосок собственной мысли.

— Да. Надо что-то понять, какой-то еще неведомый нам смысл всего происходящего. Научиться воспринимать все так, как говорит и делает сэр Уоми: «Не тот день считай счастливым, который тебе что-то принес приятное; а тот, когда ты отдал людям свет сердца». Но для меня это еще так далеко, — сказал я со вздохом.

— Для вас далеко, — задумчиво ответил мне капитан, — а для меня, боюсь, и вовсе недоступно.

Князь вышел к нам, извиняясь, что задержал, и мы пошли по знойным, как раскаленная печь, улицам, ища всюду тени, но это мало нам помогало.

В магазине мы нашли обеденный — или, вернее, связанный с жарой, как всюду в Константинополе, — перерыв. Анна сидела внизу у шкафа, в кресле за работой, а Жанна все еще лежала наверху, хотя уже поднималась ненадолго и пыталась работать.

Анна была бледна, похудела. Но в глазах ее уже не было убитого выражения и того отчаяния, какое я видел в них здесь же, во время ее разговора с сэром Уоми.

На низкий поклон капитана она приветливо улыбнулась ему и протянула левую руку, говоря, что не может оставить зажатых в правой руке цветов.

Он почтительно поцеловал эту дивную руку со сверкавшим на ней браслетом. «Боже мой, — думал я. — Как страдание и соприкосновение с людьми, одаренными высшими силами знаний, меняют людей! Еще так недавно я видел эту гордую красавицу возмущенной откровенным мужским восхищением капитана. И он, стоящий сейчас в таком уважении, с кроткими и добрыми глазами перед ней, — куда же девались капитан-тигр и Анна с иконы? Тех уже нет, нет до основания, а живут новые, — вместо тех, умерших».

Я превратился в «Левушку — лови ворон», мысли закипели в моей голове, наскакивая друг на друга, одна другую опрокидывая, не доходя ни в чем до конца, — и все точно решая вопрос, лучше ли, надо ли, так меняясь, умирать людям, превращаясь в совершенно другие существа. Зачем?

Мне казалось, я вижу и слышу вопли и стоны тысяч душ, носящихся в хаосе и оплакивающих свои заблуждения, непоправимые ошибки и молящих о помощи.

— Левушка, что с вами? — услышал я нежный и слабый голосок Жанны.

— Ах, это вы, Жанна? — вздрогнул я, опомнившись. — Я хотел к вам подняться, да, по обыкновению задумался и заставил вас спуститься сюда, — ответил я, здороваясь с Жанной.

— О, это ничего. Князь мне помог сойти. Ах, Левушка, как же вы переменились после болезни. Вы ничуть не похожи на господина младшего доктора, который утешал меня на пароходе. Дети спят, а то, пожалуй, они бы вас сейчас не узнали. Вы совсем, совсем другой, только я не умею сказать и объяснить, в чем перемена, — говорила Жанна, усаживая меня и князя в углу магазина.

— Каждому кажется, что переменились люди, которых он видит, потому что в самом себе перемену замечает человек с трудом. И только тогда, когда что-нибудь огромное входит в его жизнь, — только тогда он отдает себе отчет, как он сам переменился, как выросли его силы и освободился дух.

Мне вы, Жанна, кажетесь не только изменившейся, но вся вы точно сгорели; и вместо прежней Жанны я вижу страдающее существо. Что с вами, дорогая? Ведь нет никаких причин вам так тосковать и плакать, — нежно целуя крохотную, детскую ручку Жанны, сказал я.

— Ах, если бы вы знали, вы бы не поцеловали этой руки, — отирая катившиеся слезы, ответила мне Жанна. — И перед князем я виновата, и перед Анной, и перед И. Ах, что только я наделала, и как теперь мне все это исправить? — сквозь слезы бормотала бедняжка. — Я бы уже была здорова, если бы мысли раскаяния меня не ели. Я нигде не нахожу себе покоя. Только когда лежу в кровати, точно от полога, которым доктор И. закрыл мой уголок, веет на меня успокоением. Когда мне бывает очень плохо, я прижмусь к нему лицом — и станет на сердце тихо!

Я случайно взглянул на Анну и поразился перемене в ней. Склонившись вперед, глядя неотрывно на Жанну, точно умоляя ее замолчать, она сжимала в руках работу, а слезы капали на ее грудь одна за другой. Я понял, какая мука была в ней, как она оплакивала ей предназначенный и не полученный хитон, наш отъезд без нее и свои неправильные сию минуту поступки.

— Анна! — крикнул я, не будучи в силах выдержать ее муки. — Отсрочка — не значит потеря. Анна, не плачьте, я не в силах видеть этих слез, я знаю, что значит в тоске безумно рыдать, видя себя точно на кладбище. Не думайте сейчас о себе. Думайте об Ананде, о том огромном горе, разочаровании и ответе его за вашу ошибку, которые легли на него, — упав перед ней на колени, говорил я. Скоро, сейчас, Ананда и И. придут сюда. Неужели возможно встретить их таким убийственным унынием после того, как они проводили сэра Уоми?! Неужели любовь, благодарность и радость, что они живут сейчас с нами, могут выражаться только в слезах о себе.

— Встаньте, Левушка, — обнимая меня, сказала Анна. — Вы глубоко правы. Только горькая мысль об одной себе заставила меня опять плакать. А между тем я уже все поняла, и все благословила, и все приняла. Сядьте здесь возле меня на минуту, дружок Левушка. Поверьте, я уже утихла внутри. Это отголосок бури, который вы вовремя помогли мне прервать. Много лет я думала, что в сердце моем живет одна светлая любовь. Я убедилась, что там еще лежала, свернувшись, змея ревности и сомнений. Слава Богу, что она здесь развернулась и раскрыла мне глаза. Ананда получил удар, но все же мог удержать меня возле себя так, чтобы я не выпустила его руки из своей. Вы напомнили мне, что мои слезы задевают все его существо, что он их чувствует как слезы гноя и крови. Я больше плакать не буду; благодарю за ваши слова — они помогли мне.

Она отерла глаза, подошла к Жанне и, нежно ее обняв, вытерла ее слезы платком сэра Уоми.

Надрыв, который я пережил, почти лишил меня чувств. Я неподвижно сидел в кресле; сердце мое билось как молот; в спине, по всему хребту, точно бежал огонь; я с трудом дышал и, как мне казалось, падал в пропасть.

— Левушка, ты всех здесь напугал, — услышал я голос Ананды и увидел его возле себя. — Выпейка вот это; я думал, что ты сильнее, а ты все еще слаб, — и он подал мне рюмку с каплями.

Вскоре я совсем пришел в себя, спросил, где И., и, узнав, что он прошел к Строганову и вскоре тоже придет сюда, совсем успокоился.

Я обвел всех глазами, заметил, что Хава пристально смотрела на меня, а все остальные имели смущенный вид. Я взял руку Ананды, неожиданно для него поднес ее к губам и сказал:

— Простите мне, Ананда. Я немного половиворонил, чем всех расстроил и привел в такое состояние, что они похожи на утопленников. Вот, вы тоже думали, что я крепче, и я обманул ваше доверие. Это мне очень больно, я постараюсь быть сильнее. Но ведь это все пошло от вашей дервишской шапки, — улыбнулся я.

— Нет, мой мальчик, ты ничьего доверия не обманул. И никто здесь не мог обмануть и не обманул меня. Все, что вышло не так, как я предполагал, совершилось только потому, что я был в старинном долгу у людей и хотел поскорее вернуть мой долг сторицей. Я не заметил, что не надо было так усиленно двигать людей вперед. Зов дается однажды; я же дал его дважды, за что и понесу теперь ответ.

Я не все понял. Какой, когда и зачем дается зов? Но я понял, что он дал его вторично Анне и что этого не надо было делать.

Голос Ананды, — и всегда неповторимо прекрасный, — нес в себе на этот раз такую нежность, утешение, такую простую доброту, что все утихли, всем стало легко, чисто, радостно. Лица у всех прояснились и стали добры. Каждый точно вобрал в себя кусочек энергии самого Ананды, и когда через некоторое время вошли И. и Строганов, ни на одном лице уже не было ни клочка уныния и слез.

Разбившись кучками, я и Жанна, князь и И., капитан и Строганов, Анна и Ананда, — все как будто окрыленные и обновленные, обменивались простыми словами, но слова эти получили какой-то новый смысл от нового сияния и мира в каждом сердце.

— Друзья мои. Через день нас покинут капитан и Хава. Завтра мне хотелось бы, прощаясь с ними, угостить их музыкой. Можно ли располагать вашим залом, Анна? — спросил Ананда.

— Как можете вы спрашивать об этом? Для всех ваши песни и игра несут столько счастья! Мне же сэр Уоми велел играть и петь людям как можно больше. А уж о своем восторге играть с вами я и не говорю, — ответила она.

Перерыв в работе кончился. Радуясь завтрашней музыке, мы покинули магазин, где с его хозяйками остался только Борис Федорович.

1 2 3 4
Книга 1: Глава 1. У моего брата
Глава 2. Пир у Али
Глава 3. Лорд Бенедикт и поездка на дачу Али
Глава 4. Мое превращение в дервиша
Глава 5. Я в роли слуги-переводчика
Глава 6. Мы не доезжаем до К.
Глава 7. Новые друзья
Глава 8. Еще одно горькое разочарование и отъезд из Москвы
Глава 9. Мы едем в Севастополь
Глава 10. В Севастополе
Глава 11. На пароходе
Глава 12. Буря на море
Глава 13. Незнакомка из лазаретной каюты № 1А
Глава 14. Стоянка в Б. и неожиданные впечатления в нем
Глава 15. Мы плывем в Константинополь
Глава 16. В Константинополе
Глава 17. Начало новой жизни Жанны и князя
Глава 18. Обед у Строгановых
Глава 19. Мы в доме князя
Глава 20. Приезд Ананды и еще раз музыка
Глава 21. Моя болезнь, Генри и испытание моей верности
Глава 22. Неожиданный приезд сэра Уоми и первая встреча его с Анной
Глава 23. Вечер у Строгановых и разоблачение Браццано
Глава 24. Наши последние дни в Константинополе
Глава 25. Обед на пароходе. Опять Браццано и Ибрагим. Отъезд капитана. Жулики и Ольга
Глава 26. Последние дни в Константинополе
Звезды Ориона - Путь Ора © Copyright 2020
System is Created by WebEvim