|
Библиотека ``Звезды Ориона - Путь Ора`` |
|||||||
Конкордия Антарова - Две ЖизниКнига 1
Глава 23. Вечер у Строгановых и разоблачение Браццано
— Впрочем, — прибавил он, поглядев на Анну и Строганову, — сегодня такой важный в моей жизни день, не только день побед в любви, но и власть моя сегодня возросла как никогда. На радостях не имеет смысла так строго придерживаться условного этикета. Он хотел снова подойти к Анне, но его задержала Строганова, сказав, что все мы ждали более получаса только его одного, чтобы сесть за стол. Что он опоздал свыше всякой меры, хотя и знает, что в этом доме — по любви хозяина к порядку — соблюдается точность времени всех трапез, чту ему, Браццано, хорошо известно.
Браццано, привыкший видеть и знать в Строгановой свою беспрекословно повинующуюся всем его капризам рабу, окаменел от изумления и бешенства.
Но не один он был потрясающе изумлен. Сам Строганов пронзительно посмотрел на свою жену и перевел вопрошающий взгляд на сэра Уоми. Тот ответил ему улыбкой, но улыбнулись только его губы. Глаза его, строгие, пристальные, с каким-то иным — несвойственным его всегдашней ласковости — выражением устремились на Браццано.
Побелевший от злости Браццано точно прошипел в ответ хозяйке дома:
— Я не привык выслушивать замечания вообще нигде, а у вас в доме в особенности.
Он с трудом взял себя в руки, постарался улыбнуться, хотя вместо улыбки вышла гримаса, и продолжал уже более спокойно:
— Я простудился и был болен эти дни.
Внезапно он встретился взглядом с Анандой и точно подавился чем-то, кашлянул и продолжал:
— Только несколько часов тому назад я почувствовал облегчение, благодаря усилиям моего доктора, который меня сопровождает сейчас и которого я уже имел удовольствие вам только что представить, Елена Дмитриевна, — поклонился он Строгановой. — Пусть это печальное обстоятельство будет извинением моему опозданию. Смените гнев на милость и...
Тут он направился прямо к Анне, намереваясь вести ее к столу, и уже складывал свою правую руку калачиком, как ему опять не повезло. Откуда ни возьмись, вынырнула маленькая собачонка Строгановой, и Браццано, не смотревший под ноги, а уперший взгляд в Анну, наткнулся на нее и едва не полетел на ковер.
Это было так смешно, его грузная фигура точно до полу склонилась перед Анной, полы его фрака взметнулись ему на голову да вдобавок он еще неловко зацепился за ножку стоявшего вблизи кресла и никак не мог разогнуться, — я не выдержал и залился смехом, капитан мне вторил, оба Джел-Мабеды и сам хозяин, а за ними и многочисленные его семейные надрывались от хохота. Только сэр Уоми и два моих друга хранили полную серьезность. Сэр Уоми подошел к хозяйке дома, поклонился ей и подал руку, чтобы вести ее к столу.
Я взглянул на капитана, чтобы поделиться с ним впечатлением от величавых, полных достоинства и спокойствия манер сэра Уоми, но капитан сам приковался взглядом к его фигуре, находясь, очевидно, под полным обаянием сэра Уоми.
Пока доктор Бонда помогал Браццано выпрямиться, что произошло не без труда, Ананда подошел к Анне, точно так же поклонился ей, как сэр Уоми ее матери, совершенно не сгибая фигуры, а только склонив голову, и подал ей руку.
Как они были прекрасны оба! Так же прекрасны, как в первый вечер музыки у князя, в день приезда Ананды. Я забыл обо всем, улетел куда-то, стал «Левушкой — лови ворон» и внезапно услышал голос Флорентийца.
«Ты видишь сейчас величие и ужас путей человеческих. Ты видишь, что всякий человек, идя своим путем, может постичь истинное знание только тогда, когда его верность стала уже не личным его качеством, а одною из осей всего его существа. Осью главной, на которой лежит и развивается все творчество человека. Учись различать пути людей. И помни, что никто тебе не друг, никто тебе не враг, но всякий человек тебе Учитель».
Я рванулся было вперед, туда, где я слышал голос, но И. держал меня крепко под руку, а капитан удивленно смотрел мне в лицо.
— Вам, Левушка, нехорошо? Чем вы расстроились? — тихо спросил он меня.
— Вот видишь, как надо быть внимательным. Держи руку Флорентийца в своей, как будто бы он здесь рядом с тобой, — шепнул мне И.
— Нет, капитан, я вполне здоров, — ответил я моему другу. — Это Бог меня наказал за то, что я так потешался над неудачей Браццано.
— Ну, если уж Богу есть зачем сюда вмешиваться, — возразил, смеясь, капитан, — то только разве затем, чтобы покарать этого наглеца и шарлатана, а никак не наказывать невинных младенцев за заслуженный им смех.
Между тем сэр Уоми уже входил — впереди всех следовавших за ним пар — в двери столовой. Уж и Ананда с Анной были много впереди нас, а Браццано со своим доктором все еще стояли в стороне.
Браццано тяжело дышал, что-то резко говорил по-турецки своему собеседнику, который старался его успокоить.
— Ваши лекарства что-то мало помогают, — вдруг насмешливо сказал он по-русски. — Вот, говорят, доктор И. обладает совершенно волшебными лекарствами, — нагло глядя на И., вызывающе продолжал Браццано. — Не удостоите ли вы, доктор И., меня своим волшебным снадобьем. Весь Константинополь только и говорит, что о приехавших сюда новомодных докторах-чудотворцах.
— Не знаю, в какой степени испытали на себе влияние новой медицины те сплетники, что говорили вам о ней. Но, думаю, что вы сами имели случай испытать на себе силу влияния моего и моего друга Ананды. Мне было бы очень жаль, если бы вам пришлось подвергнуться силе опыта сэра Уоми. Это было бы для вас катастрофой, — очень вежливо и мягко, точно не замечая наглости Браццано, ответил И.
— Вы так думаете? — криво усмехаясь, вновь сказал Браццано, двигаясь вместе с нами в столовую.
— Я буду иметь случай сегодня доказать вам, насколько вы заблуждаетесь, полагаясь на высокий авторитет вашего сэра Уоми, — продолжал Браццано. — Я и шел сюда только за-тем, чтобы перемолвиться с ним словечком. Я оставляю это приятное удовольствие до ужина, по крайней мере, всем будет потеха.
Адское выражение ненависти, точно он хотел испепелить И., было в его глазах, когда он на него смотрел.
Мы вошли в столовую. Сэр Уоми уже сидел рядом с хозяйкой, возле него сидели Анна с Анандой, с другой стороны рядом с матерью любимчик со старшей сестрой, а затем все пять сыновей с женами и оба турка. Напротив сэра Уоми И. посадил меня и капитана, сам сел возле меня, а направо от него сел Строганов, указав на узком правом конце место Браццано и его доктору.
Увидев, где ему приходится сидеть, Браццано засмеялся, — точно ржавые петли отсыревшей двери заскрипели.
— Сегодня все не так, как обычно. Не знаете ли, Елена Дмитриевна, почему это все навыворот сегодня? — обратился он к хозяйке, стараясь держаться в границах приличия и все еще сдерживая бешенство.
— Ба, да что это? Вы сегодня без вашего жемчуга? Ах, и браслеты вы сняли? Ведь вы же так любите драгоценности! Что же это значит?
— Я любила прекрасные, как мне казалось, вещи до вчерашнего дня, когда убедилась, как была недостойно обманута одним человеком, который уверял меня в своей дружбе. Я ему заплатила большие деньги за его драгоценности, которые оказались медью и стеклом, — ответила Строганова холодно и презрительно. — С сегодняшнего дня я дала себе слово носить только те вещи, что подарил мне мой муж. Они одни оказались истинно драгоценными.
Со всех сторон послышались восклицания изумления и негодования.
— Вы что-то такое говорите, чего сами должно быть не понимаете. Вещи, которые вы носили, выбирал я. А я-то — знаток, — дерзко ответил Браццано, швыряя вилку на стол.
Строганов встал с места, хотел вмешаться и призвать наглеца к вежливости, но сэр Уоми сделал ему знак, и он покорно, молча опустился на свой стул.
— Быть может, вы и знаток, но меня вы обманули, — тихо, но четко и твердо снова сказала Строганова.
— Это детские разговоры. За ваши вещи можно купить княжество. Может быть, вы будете утверждать, что и эта вещь не истинная драгоценность? — ткнул он вилкой в сторону Анны, указывая на сверкавший на ее руке браслет.
— Эта вещь — истинная драгоценность. Но она никогда вам не принадлежала, — раздался спокойный голос сэра Уоми. — Она была украдена, и вы отлично знаете, где, кем и когда она была похищена. Это вас не остановило отдать ее одному из надувающих вас шарлатанов, чтобы он сделал из нее приворот любовных чар. Думаю, судя по настроению обладательницы прекрасной руки, на которую он надет, вы сами можете убедиться, насколько вы пользуетесь симпатией и каковы ваши шансы сделаться мужем Анны, — все так же спокойно продолжал сэр Уоми.
Браццано так отвратительно заскрежетал зубами, что я закрыл уши.
— Какой же это прокурор донес вам на меня? И почему же меня не арестовали, если я подбираю похищенные вещи? — дерзко выкрикнул он, весь багровый от злости.
— О том, что вы похитили вещь, сказал мне ее владелец. А что касается ареста, то большинство вашей бесчестной шайки сейчас уже изловлено и главари ее бегут из Константинополя. Самый же главный ее представитель — вы — не можете не только ногами двигать, но и разогнуться в достаточной степени.
Браццано из багрового сделался белым, потом снова багровел и белел от видимых усилий встать, но сидел, как приклеенный, склонившись неподвижно к столу и дико вращая головой, которая одна ему еще повиновалась.
— Вот финал вашей преступной жизни, — продолжал сэр Уоми. — Вы втерлись в прекрасную, дружную, честную семью. Чудесной чистоты женщину, Елену Дмитриевну, вы погружали день за днем в подлый гипноз. Пользуясь ее робостью и добротой, вы превратили ее в сварливое, отравлявшее жизнь всей семье, капризное существо. Вы развратили ее младшего сына, заманив его в сети дружбы, и сделали из них обоих прислужников вашему злу.
Вам было дано Анандой три дня на размышление. Вы еще могли выбраться из ада ваших страстей, так как иначе нельзя назвать вашей разнузданной жизни. Вы пленились красотой женщины и решили заманить ее в любовные сети, вызвав на бой все чистое и светлое, что защищает ее. Мы пришли сюда по вашему призыву. И теперь доказываем вам, чего стоит вся власть, приносимая злом, обманом, воровством, убийством, которой вы так добивались.
Вам сказали правду. Все то, что было дано вами Елене Дмитриевне — как талисманы ваших знаний и власти — все вздор, уничтожаемый истинным светлым знанием. Как дым разлетелся ваш суеверный наговорный вздор, оказавшийся вдобавок медью вместо золота. Вы уверяли Леонида, что феска его ни в каком огне сгореть не может, что его черная жемчужина и бриллиант — вещи вечности.
— И сейчас утверждаю это, — прокричал Браццано, перебивая сэра Уоми и нагло глядя на него.
— Хотите испытать силу ваших знаний? — спросил сэр Уоми.
— Хоть сию минуту, — раздувая ноздри, с видом бешеного быка орал Браццано.
— Левушка, сними феску с головы Леонида, а вы, капитан, снимите с его левой руки кольцо и положите все — ну хотя бы — на этот серебряный поднос, — сказал сэр Уоми, подавая мне через стол большой серебряный поднос, с которого он снял высокий хрустальный кувшин.
Пока мы с капитаном обходили длинный стол, чтобы подойти к любимчику Леониду, доктор, уже давно нетерпеливо ерзавший на своем стуле рядом с Браццано, тихо говорил ему:
— Оставьте, уйдем отсюда; не надо никаких испытаний. Ведь вы опять почти согнулись.
— Замолчите вы, или я сейчас пристрелю вас, — зарычал Браццано в ответ.
Я подошел к Леониду, имя которого узнал только сейчас, снял с него феску без всякого труда и положил ее на поднос.
Казалось, это очень удивило Браццано, он как будто ожидал, что феска не слезет с головы юноши. Я вспомнил, как напялил мне Флорентиец шапку дервиша, которую я действительно не мог снять с головы, и поневоле засмеялся.
Мой смех лишил Браццано последнего самообладания.
— Посмотрим, засмеетесь ли вы через час, — прошипел он мне.
Капитан что-то долго не мог снять кольцо с пальца Леонида, чем вызвал веселый раскат смеха Браццано. Но сэр Уоми, перегнувшись, посмотрел пристально на Леонида, и кольцо в тот же миг лежало рядом с феской.
По указанию сэра Уоми я поставил поднос в широкий восточный камин. Он встал, обсыпал вещи уже знакомым мне порошком и поджег.
Вспыхнуло большое яркое пламя. Будто не одна маленькая феска горела, а большой сноп соломы. Смрад не от горелой материи, а точно запах падали заставил всех зажать носы платками. Раздались два небольших взрыва, и пламя сразу погасло. Я распахнул, по указанию И., окно. Через некоторое время воздух очистился, и я подал сэру Уоми поднос, который он велел мне отнести к Браццано, что я и исполнил, поставив его перед ним на стол.
Вернувшись на место, я полюбопытствовал, почему капитан так долго не снимал кольца. Он ответил мне, что если бы не повелительный взгляд сэра Уоми, он и совсем бы его не снял. Глаза злодея Браццано жгли ему руки как огонь, да и кольцо сидело на пальце Леонида, точно его приклеили вечным клеем.
На подносе перед Браццано сейчас лежал жалкий, скрюченный обломок меди, осколки черного стекла и бесцветный камень, похожий на кусок граненого стекла. О феске не было и помину, если не говорить о горсти черной золы.
— Уйдемте, прошу вас, Браццано, или отпустите меня одного хотя бы, чтобы я мог привести вам помощь, — умолял опять его приятель Бонда.
— Вы попросту глупец. Не видите вы разве, что все это шарлатанство? Что могут сделать все эти шантажисты против моего амулета? — заорал Браццано, вытаскивая дрожащей рукой из жилетного кармана треугольник из золота, в котором сверкал огромный черный бриллиант.
По лицу сэра Уоми точно прошла молния. Снова его глаза стали ярко-фиолетовыми.
— Не желаете ли испытать силу вот этого талисмана? — спросил Браццано сэра Уоми, держа в руках дивный камень, сверкавший точно молнии в огне ламп и свечей.
|
|||||||
|
Звезды Ориона - Путь Ора © Copyright 2020
|
|||||||