|
Библиотека ``Звезды Ориона - Путь Ора`` |
|||||||
Конкордия Антарова - Две ЖизниКнига 1
Глава 16. В Константинополе
— Жанна очень огорчила меня. Я снова не сумел быть тактичным, И., и снова внес в ее жизнь расстройство, а так хотел принести мир. Должно быть, только черным женщинам может улыбаться перспектива радостных и простых отношений с таким ротозеем, как я, — иронически сказал я И. — Это еще что за черные женщины? — вскричал капитан.
— Это первая, очень памятная встреча Левушки с черной женщиной в Б., — сказал И. — Он впервые увидел элегантную и образованную черную женщину не на картинке, а в семье одного моего друга и был потрясен, — ответил ему И. — Ты что-то бледен, Левушка? Я очень хотел бы, чтобы ты осторожно сошел с капитаном в сад подышать в тени. Как мне тебя ни жаль, но при разговоре моем с Жанной — до прихода того купца, который дает ей магазин, — тебе надо присутствовать. Я бы и вас очень просил побыть с нами этот час, капитан, так как я предвижу, что Жанне будет очень тяжело перестраиваться на новую жизнь одиноко трудящейся женщины. К сожалению, о ее дяде пока я ничего не узнал. Есть сведения, что он заболел и уехал к родственникам в провинцию. Но дальнейших следов нет никаких.
Капитан очень охотно согласился проводить меня в сад и вернуться со мной обратно. И. спросил нас, не протестуем ли мы, чтобы нам пропустить обед и только совсем вечером поужинать. Мы согласились и, спускаясь в сад, встретили обоих турков. Молодого мы захватили с собой, а старший прошел к И.
Молодой турок ходил еще плохо, опираясь на палку, но большой боли в ноге и спине не испытывал. Он нам составил целый план, что надо осмотреть в Константинополе. Я пришел в восторг от ряда исторических мест, которые он называл в самом городе и окрестностях, но подумал, что и половины, вероятно, осмотреть не успею.
Мне очень хотелось услышать от И. о брате и нашей дальнейшей судьбе, но... не в первый раз за эти дни я учился уроку терпения и самообладания.
Приближался ранний вечер, когда слуга от имени И. пришел звать нас пить чай. Чай был сервирован с не меньшей тщательностью, чем завтрак, заказанный капитаном. В большой комнате И. стол сиял серебром и всевозможными восточными сладостями.
Как только мы вошли, И. отправился сам звать Жанну. Он не возвращался довольно долго, я начинал уже беспокоиться и раздражаться, как наконец они вошли, продолжая начатый разговор, очевидно, не очень радостный для Жанны.
Она теперь была в скромном синем платье, выделявшем особенно резко ее бледность. Кивнув мне и капитану головой, она поздоровалась с обоими турками и села на указанное ей И. место. Сам И. сел рядом с нею, мы с капитаном напротив них, турки по краям стола, а место с левой стороны Жанны было пусто.
Не успели мы занять свои места, как в комнату вошел, слегка постучав, высокий старик, совершенно седой, худой, красивый, с довольно резкими чертами лица.
И. встал ему навстречу, познакомил его со всеми и указал ему место рядом с Жанной. Он рекомендовал его нам Борисом Федоровичем Строгановым.
Приглядываясь к Строганову, я никак не назвал бы его русским. Типичное лицо турка с горбатым носом, большими черными глазами и бровями, бритое, скорее похожее на лицо актера, чем на купца.
Завязался общий разговор, в котором Жанна не принимала никакого участия. На ее лице я заметил следы слез и пудры и покрасневшие щеки. Всем сердцем я сострадал бедной женщине и печалился, как трудно перелить энергию из одного сердца в другое. Все сидевшие за столом, я был уверен, собрались только для того, чтобы помочь ей. И все же общая воля так мало помогла ее самообладанию.
Я так пристально впивался взглядом в Строганова, что он, смеясь, сказал мне:
— Бьюсь об заклад, что вы, молодой человек, писатель.
Все рассмеялись, а я с удивлением спросил:
— Почему вдруг вы сделали такой вывод?
— Да потому, что за мою долгую жизнь я много перевидел людей. И только у одних одаренных писателей мне приходилось видеть этакие глаза-шила, от которых на душе делается неспокойно. Не могу и не хочу сказать, что оказываемое мне вами внимание мне неприятно. Хочу только вас уверить, что я отнюдь не таинственная личность, и преступлений, тайно укрытых от наказания, за мной не числится. А потому я мало могу быть интересен вам, — сказал он, улыбаясь и протягивая мне портсигар.
— Очень благодарен, я еще не научился курить, — ответил я ему. — Что же касается пристальности моего взгляда, то приношу вам все мои извинения за свою невоспитанность. Я необычайно рассеян, и ношу кличку с детства «Левушка — лови ворон». Надеюсь, вы меня простите и не отнесетесь строго к моему грубому любопытству, — ответил я ему, огорченный, что так нелепо обратил на себя внимание нового гостя.
Он привстал на своем стуле, слегка поклонившись мне, и вежливо ответил, что его замечание не носило характера вызова, а было неумелым комплиментом мне и что теперь мы квиты.
И. спросил его, давно ли он живет в Константинополе.
— Очень давно. Я здесь родился, — сказал Строганов. — Мой отец был капитаном торгового судна и часто бывал в Константинополе. В одну из стоянок он познакомился с полурусской, полутурецкой семьей и женился на одной из дочерей. Я очень похож на мать — вот почему я и противоречу своей фамилии своею внешностью. Все остальные члены моей семьи блондины и плотного сложения. Тот дом, где у меня сейчас есть свободный магазин, был местом моего рождения. Но тогда улица, где он стоит, еще не была одной из главных, как теперь. Вы для кого хотели снять помещение?
— Для вашей соседки, под шляпное дело, — ответил И.
Видя, что сосед повернулся к Жанне, И. сказал ему, что Жанна француженка и говорит только на своем языке.
Строганов перешел на французский язык. Говорил он свободно, несколько с акцентом, но совершенно правильно.
У меня забилось сердце. Я так боялся, что нелюбезное поведение Жанны заставит Строганова передумать или поставить затруднения к съемке его магазина. Но Строганов, точно ничего не замечая, очень деловито и любезно объяснил ей все удобства расположения улицы, магазина и квартиры. Это, по его словам, был небольшой особняк; внизу был магазин и передняя, а наверху квартира из двух комнат и кухни, выходящих во двор с хорошим садом.
Видя, что Жанна молчит, он предложил ей заехать завтра за нею утром и показать ей помещение. Если бы ей понадобился ремонт, то его сделать недолго.
И. очень поблагодарил Бориса Федоровича, объяснив ему, что Жанна — племянница того человека, о котором он наводил справки утром в его присутствии, и что ей предстоит остаться в Константинополе одной с двумя маленькими детьми, так как все мы едем дальше, кроме турков.
Строганов повернулся снова к Жанне, по лицу которой побежали слезы.
— Не горюйте, мадам, — сказал он ей. — В жизни все мы боремся, и все почти начинаем с очень малого, чтобы заработать себе кусок хлеба. К вашему счастью, вы встретили людей, которые были истинно людьми и заботятся сейчас о вас. Это редкостное счастье. Быть может, вы чем-то заслужили особое расположение судьбы, так как и я буду рад помочь вам. Дело в том, что у меня есть двадцатисемилетняя дочь, потерявшая в семнадцать лет жениха и не пожелавшая более выйти замуж. Я очень хотел бы пристроить ее к какому-нибудь самостоятельному делу. Если вы можете сначала обучить ее вашему мастерству, а потом взять ее в компаньонки, то и магазин и оборудование всего дома будет вам стоить вдвое меньше.
Лицо Жанны просветлело. Прелестные губы сложились в улыбку, и она протянула, по-детски доверчиво, обе руки старику.
— Я буду счастлива иметь компаньонку в работе и делах. Я очень хорошо знаю свое дело, и за моими шляпами дамы обычно гоняются. Но в бухгалтерии, в счетах я ничего не понимаю, меня пугает эта сторона. Я была бы счастливее, если бы вы наняли меня к себе служить, а все дело было бы вашим, — быстро сказала она.
— Это совсем, я думаю, не входит в планы ваших друзей, — ответил ей Строганов. — Как я понял из речи вашего друга и как я сам желал бы для своей дочери, вам надо иметь возможность независимо прожить трудовую жизнь и вырастить детей. Будьте только смелы; в счетах и финансовых делах моя дочь ничего не понимает. Но она хорошо образована, трудолюбива. А я буду первое время руководить вами обеими в ваших финансовых операциях. Все легко человеку, если он не боится, не плачет, а начинает свое дело легко и смело. Я не раз замечал, что побеждали в делах не те, кто имел много денег, но те, кто легко приступал к своему труду.
Дело было решено. Назавтра Жанна, И. и Строганов должны были встретиться в одиннадцать часов утра в будущей квартире Жанны.
Я с мольбой посмотрел на И., не решаясь просить разрешения идти вместе с ними. Но он, предупреждая мою просьбу, сказал Строганову, что я был очень болен, что идти пешком или трястись в коляске далеко мне нельзя. Нет ли возможности сделать часть пути по воде? Строганов сказал, что можно доехать в шлюпке до старой сторожевой башни, а там лишь пересечь два квартала и выйти прямо к дому. Но водой ехать не менее получаса.
— Так мы и сделаем, — сказал капитан, глядя на Жанну, — если вся компания нас приглашает.
Жанна рассмеялась и сказала, что она-то будет счастлива, но захочет ли сам Левушка? Всем было смешно, так как моя очевидная жажда видеть все самому отпечатывалась на моем лице.
Строганов докончил свой чай и простился с нами, доброжелательно улыбаясь. Проводить его вызвался старший турок, которого тоже ждали дома дела.
После их ухода И. передал Жанне две толстые пачки денег, сказав ей, что они предназначены ее детям. И, если она сейчас истратит часть их на оборудование дела, то должна будет пополнить этот капитал, когда дело станет приносить прибыль, так как эти деньги дают ее детям друзья на образование.
— Может быть, мне надо было бы только поблагодарить вас и ваших друзей, господин старший доктор. Но я никак не могу понять, неужели же для меня в жизни есть только дети? Неужели я сама так уж ничего не стою, что за все время путешествия никто не сказал лично мне ласкового слова, а все заботы идут о детях? — сказала Жанна И. — Я очень преданна моим детям, хочу и буду работать для них. Но неужели же для меня все кончено, потому что я потеряла мужа? Так мне и на свет не смотреть. Меня возмущает такая тираническая установка.
Голос ее стал истерическим, и я вспомнил, как капитан говорил, что Жанна на грани психического заболевания.
— Когда-нибудь, — ответил ей И., — вы, вероятно, сами поймете, как ужасно то, что вы говорите сейчас. Вы очень больны, очень несчастны и не можете оценить всей трагедии своего настроения. Все, что все мы могли для вас сделать, мы сделали. Но то, что никто не может сделать для вас, — это влить в ваше сердце мир. А это-то первое условие, при котором труд ваш будет удачным. Вы видите в нас счастливых и уравновешенных людей. И вам кажется, что мы именно таковы, как вы думаете о нас. А на самом деле вы и представить себе не можете, дорогая Жанна, сколько трагедий пережито или переживается и сейчас некоторыми из нас. Я ни о чем не прошу вас сейчас; только не отдавайтесь горю этой минуты и не считайте, что, если Левушка и я уедем, для вас нет утешения. Вы найдете утешение в успешном труде. Но не думайте сейчас о любви как об единственной возможности восстановить свое равновесие. Поверьте моему опыту, что жизнь без труда — самая несчастная жизнь. А когда есть труд, всякая жизнь уже на бульшую половину — счастливая жизнь.
Жанна не отвечала ни слова, но я понимал, что в ее психологии первое место занимал мужчина и любовь и потом дети, а труд только необходимое приложение.
Молодой турок обещал Жанне привеcти к ней няню-турчанку, старушку, прожившую в их доме много лет.
Таким образом, Жанне, как из мешка доброй феи, сыпалось устройство ее жизни.
И. положил конец нашему не особенно веселому чаепитию, предложив всем разойтись и мотивируя свое предложение моей бледностью. Жанна, прощаясь со мной, сказала, что решится на снятие дома только в том случае, если я ей это посоветую. Не было времени для ответа, но я успел сказать, что сам я поступаю по советам И., а ей следует вдвое ловить каждое его, а не мое слово.
Капитан с молодым турком ушли в ресторан, мы с И. категорически отказались от еды и наконец остались одни.
Мы вышли на балкон. Была уже темная ночь, показавшаяся мне феерией; такого дивного неба и необычайных звезд я еще не видел. Освещенный огнями, чуднуй и чэдный город казался мне не действительностью, а панорамой из сказки.
— Я сегодня еще мало узнал подробностей к тем известиям, о которых уже сообщал тебе. Наши преследователи погибли в море. Но я получил письмо от Али, в котором он просил нас остаться в Константинополе до тех пор, пока сюда не приедет Ананда. И тогда все вместе мы двинемся в Индию, в имение Али. От Флорентийца я получил телеграмму, которая говорит о приезде твоего брата и Наль в Лондон. Но думаю, что они все же должны будут уехать в Нью-Йорк, куда их проводит сам Флорентиец, — сказал И.
— Неужели я поеду с вами в Индию, а брат мой — в Америку, даже не повидавшись перед разлукой? — печально спросил я.
— Если бы ты, Левушка, увидел сейчас возле себя брата, мог ли бы ты после первой радости свиданья задать ему все те вопросы, которые выросли и живут в твоей душе и на которые ты хотел бы получить полные, исчерпывающие ответы? Ведь ты прожил много времени рядом с братом, а только теперь понял, что его и твой духовные миры вращаются вокруг разных осей. Не в физическом свидании дело, а в том, чтобы тебе понимать его без вопросов и слов, если ты сам в себе не найдешь пути к ним. Чтобы тебе понять книги брата, тебе надо много учиться. У Али старшего ты найдешь прекрасную библиотеку, а в Али молодом найдешь друга и помощника, а также и сотрудника. В эту минуту ты можешь еще выбирать. Если ты желаешь ехать к брату, Флорентиец возьмет тебя с собой, и Ананда отвезет тебя к нему. Если же ты, зная уже по опыту, как трудно жить с людьми, превосходящими тебя по знаниям, к которым ты сам не можешь найти ключа, пожелаешь оставаться со мной и Али, — ты можешь стать большим и сильным помощником и Флорентийцу, и твоему брату, которому не однажды еще понадобится твоя помощь. Ты свободен выбрать себе путь сам. Но почему-то мне кажется, что твоя интуиция и твой талант уже говорят тебе сами о полной невозможности оставить начатое дело. Пока мы живем здесь и пишемся всюду под твоим именем, те, кто гонится за твоим братом, непременно приедут сюда, как только им дадут знать, что мы здесь. И пока мы будем их мишенью, брат твой успеет увезти Наль в Америку. Не скрою от тебя своего беспокойства. Бешеный удар турка, если и не уложил тебя на месте, принес тебе такое сотрясение, что весь твой организм потревожен. Тебе надо усилием радостной воли все время приводить себя в равновесие. Каждый раз, когда ты начинаешь горячиться и раздражаться, думай о Флорентийце, вспоминай его полное самообладание, благодаря которому ты не раз был спасен в дороге. Подумай еще и о Жанне, поведение которой для тебя ясно, как неправильное. И чем больше и глубже ты вникнешь в свои обстоятельства, тем проще ты поймешь, когда ты будешь более ценным существом для брата и Флорентийца. Теперь, когда все тебе кажется загадочным или тогда, когда ты овладеешь знанием и поймешь, что в природе нет тайн, а есть только та или иная ступень знания.
Мы разошлись по своим комнатам, но заснуть я не мог. Я так понимал теперь Жанну в ее порывах к личному счастью.
Все мое счастье заключалось сейчас в свидании с братом и Флорентийцем. Мне казалось, что я ничего не хочу, кроме них. И если бы я ни на что другое не был бы годен, я согласился бы быть им слугою, чистить их башмаки и платье, только бы видеть их дорогие лица, слышать их голоса и не слышать стонов собственного сердца от разлуки с ними. Я готов был уже горько заплакать, как вдруг вспомнились мне слова Строганова: «Я часто видел, как побеждали те, кто начинал свой путь легко».
Даже в жар меня бросило. Опять я провел параллель между собою и Жанной и опять увидел, что целая группа лиц помогает мне, как и ей, а я так же слепо уперся в жажду личного счастья, как она.
Я постарался забыть о себе, устремился всеми силами мысли к Флорентийцу, и вдруг снова знакомый облик встал подле меня, и я услышал дорогой голос: «Мужайся. Не всегда дается человеку так много, как дано тебе сейчас. Не упусти возможности учиться; зов к знанию бывает человеку однажды в жизни и не повторяется дважды. Умей любить людей по-настоящему. А любовь настоящая не знает ни разлуки, ни времени. Храни мир и охраняй в бесстрашии, правдивости и радостности свое место подле И. И помни всегда: радость — сила непобедимая».
Необычная тишина водворилась во мне. Легко и просто, точно внутренним озарением, я понял, как мне надо дальше жить, и я заснул безмятежным сном, в полном счастье.
Проснулся я утром, когда И. будил меня, говоря, что Верзила с капитаном ждут меня внизу, чтобы ехать морем к месту общего свидания, и что завтракать я буду в лодке.
Я быстро оделся и не успел даже набросить пальто, как Верзила явился, заявляя, что «не по-морскому долго одеваюсь». Он не дал мне взять пальто, сказав, что в лодке есть плащ и плед, но что и без них тепло.
Он указывал мне дорогу через какие-то дворы, и мы, хотя шли очень медленно, скоро очутились у моря, где я благополучно сел в лодку.
|
|||||||
|
Звезды Ориона - Путь Ора © Copyright 2020
|
|||||||