|
Библиотека ``Звезды Ориона - Путь Ора`` |
|||||||||
Конкордия Антарова - Две ЖизниКнига 2
Глава 1. Бегство капитана Т. и Наль из К. в Лондон. Свадьба.
Быстрый как молния взгляд, брошенный на Николая, вспыхнувший на лице Наль румянец, сменившийся бледностью, заставили на мгновение задуматься пастора. На его добром лице выразилось огорчение. Он еще раз взглянул на прекрасное, дышавшее честью лицо Николая, и внезапно его собственное лицо просветлело. — У вашей дочери, лорд, вероятно, нет матери? Не разрешите ли вы мне переговорить с нею несколько минут без свидетелей?
— Я буду вам очень благодарен. Если вы заметили в сердце Наль какое-то замешательство, вам будет легче венчать ее, если вы уверитесь в ее любви к будущему мужу, — ответил Флорентиец.
— Нет, у меня нет сомнений, лорд. Но женщина, вступая в брак по любви, должна быть спокойна и уверена и в себе, и в муже. Я думаю, тут есть маленький детский страх, который я сумею рассеять.
Флорентиец открыл дверь в соседнюю комнату и, пропустив туда Наль и пастора, закрыл за ними дверь. Как только они переступили порог комнаты, оба замерли от удивления и какого-то особого чувства мира и благоговения. Комната была вся белая, обтянутая белой материей, блестящей, как шелк, и похожей на замшу. Пол из белых и золотых плит, походная кровать, обтянутая такой же материей, как стены, и на ней две звериные шкуры. На белом столе высилась зеленая высокая ваза с букетом лилий.
— Как здесь дивно. Здесь все как сам отец, — прошептала Наль.
— Надо и вам быть всегда таким вот храмом для вашего мужа и детей. Ваш муж сейчас относится к вам как к святыне. А вы думаете, что он вас не любит. Идите, дитя, ваш жизненный путь — как эти лилии, на которые вы похожи чистотой и красотой. Здесь, в эту минуту, я венчаю вашу душу с душой вашего мужа. Берегите его. Ему много предстоит испытаний. Охраняйте его. Неся по жизни бремя красавицы-жены, не каждый смог бы пронести сердце без ревности и подозрений. Ваш муж не мог бы перенести ни мгновения вашей неверности. Будьте честны до конца, бдительны и добры. Остальное придет.
— Я поняла вас. Я буду думать о муже, а не о себе. Отец и он помогут мне создать семью. Я благодарна вам. Теперь я знаю, я спокойна.
Точно чувствуя, что пора открыть дверь, Флорентиец встретил на пороге Наль и пастора. Если лицо Наль Николай назвал преображенным, когда пришел за ней наверх, то теперь оно сияло так, что у экспансивного Сандры вырвался не то стон, не то крик. Наль бросилась на шею Флорентийцу, который поднял ее и прижал к себе. Опустив ее на землю, улыбаясь и указывая на Николая, он сказал:
— А его разве не обнимешь?
— Завтра, — по-детски прижимаясь к Флорентийцу, закрываясь шарфом, сказала Наль.
Лицо Николая вдруг стало смертельно бледно и напряженно. Он обрадовался родственнику Наль, которого Флорентиец тут же представил гостям.
— Наконец-то я пришел в себя. Море меня уложило, а этот холод заставляет кровь стынуть в жилах.
— Это легко поправимо, — любезно ответил хоязин и приказал развести в камине огонь, чем обрадовал Наль и Сандру, к удивлению северян, которым было жарко.
Пастор подошел к Флорентийцу и, условившись о часе венчания, дав точный адрес церкви, пожал руки влюбленным и вышел, провожаемый хозяином.
Как ни хотелось Наль поговорить с Николаем и рассказать о дивной комнате Флорентийца, она инстинктивно почувствовала, что обязана занять гостей до возвращения отца. Поблагодарив Сандру за его хлопоты, она выразила удивление, как у него, такого юного, может быть такой пожилой друг, как пастор.
— Все мои попытки найти себе друзей в университете не приводят ни к чему. Я не увлекаюсь ни спортом, ни боксом, вижу в них только необходимое закаливание тела. А мои товарищи видят в них одну из осей жизни. Попытки лорда Мильдрея ввести меня в семейные дома также неудачны. Что же мне делать? Я ищу друзей среди людей науки.
— Но ведь вы не думаете, что с девушками можно говорить только о курицах и телятах. Я, правда, не знаю тоже, какие темы полагается выбирать в гостиных, — смеялась Наль, — но я представляю себе, что вы могли бы обогатить каждого своим разговором, задев в человеке мысль по-новому, если вы так потрясающе умны, как говорил нам лорд Мильдрей.
— Вот то-то и оно, графиня, что есть такое маленькое словечко «такт», которое помогает жить людям и с малым умом, — добродушно сказал лорд Мильдрей. — Оно же мешает выбраться из постоянных ошибок умнику.
Возвратившийся Флорентиец сердечно поблагодарил Сандру, сказав, что он у него в долгу. Условившись, что оба свидетеля заедут к двенадцати часам следующего дня к нему, Флорентиец просил их не беспокоиться об экипаже, который будет их ждать здесь. Из церкви все проедут к нотариусу для ввода во владение новым имуществом мужа и жены, а затем к раннему обеду вновь сюда. Удивлению двоюродного дяди Наль не было границ.
— Я получил поручение Али, моего друга и брата, доставить вам, Флорентиец, Наль, которая должна стать женой капитана Т. Но чтобы вручить ее вам как дочь, об этом я не имел никаких указаний.
— Но зато я их имел, — перебил его Николай. — Так же, как имею и еще одно указание Али, чтобы вы присутствовали на нашем бракосочетании, а затем возвращались домой вместе со своим слугой.
— Слава Аллаху, значит, мне не надо сопровождать вас ни в Америку и никуда больше?
— Нет, — смеясь ответил Николай. — Вы даже можете ехать обратно домой через Париж, и вам придется только пересечь пролив на ненавистном вам пароходе.
Флорентиец предложил Наль и Николаю проехаться с ним по городу до обеда, а дрожащему южанину дал книгу, которой он обрадовался больше, чем ребенок кукле. Укутав старика у камина в плед, трое друзей, переодевшись в подходящее погоде платье и пальто, покатили по шумным улицам Лондона. Наль, никогда не видевшая такого большого города, да и в К. знавшая только его часть, через которую проезжала в загородный дом дяди Али, была так поражена, что только молча поворачивала из стороны в сторону свою прелестную головку.
Флорентиец называл ей выдающиеся музеи, говоря, что она их вскоре посетит. Обещал свезти ее в театр, о котором она имела понятие только из книг. Изредка он упоминал, кому принадлежит тот или иной роскошный особняк или выдающийся по архитектуре дом.
Повернув в одну из улиц, экипаж внезапно остановился у небольшого одноэтажного дома. Дом был красив по архитектуре, хотя старинного и немодного образца, с небольшим, прекрасно ухоженным садом, окружавшим весь дом.
— Здесь живет милый пастор, так доброжелательно отнесшийся к нам и особенно к тебе, Наль. Не хочешь ли отдать ему визит и, кстати, посмотреть церковь, где ты будешь завтра венчаться? — спросил Флорентиец.
— Ах, очень хочу. Но не могу скрыть, отец, что стесняюсь войти первый раз в чужой дом. Я не знаю, как себя в нем вести.
— Очень просто. Так, как если бы ты пришла к друзьям. Если будешь нести доброту в сердце, не сделаешь бестактности. Кланяйся не по-восточному, а протягивай только руку, что ты, плутовка, умеешь делать теперь очень красиво.
Говоря с Наль, Флорентиец помог ей выйти из экипажа и ввел на довольно высокое крыльцо с двумя сходами. Николай ударил молотком в дверь, отчего раздался мелодичный звон, что тоже немало удивило Наль. Послышались поспешные шаги за дверью, и старый слуга впустил их в просторный холл, по стенам которого стояли высокие деревянные вешалки и стулья готического стиля, и на двух окнах стояло много цветущих цветов. Спокойствием веяло в доме. Всюду были разостланы ковровые дорожки и царили такая чистота и порядок, что удивили не только Наль, но и чрезвычайно следившего за порядком Николая.
Взяв визитные карточки гостей, слуга ввел их в гостиную, тоже старинную, с огромным камином, большими диванами и креслами, обитыми синим шелком, с белыми, безукоризненной чистоты, кружевными занавесками на трех широких окнах.
— Удивительно, как красиво внутри в западных домах. И так тихо в них, мирно, не то что у нас на Востоке в семьях, отец.
— Ты судишь по моему и этому дому, по единственным западным домам, которые ты видела. Но когда-нибудь ты увидишь и будешь различать дома так, что их внешняя роскошь не скроет от твоих глаз внутренних язв разложения, дочь моя.
Дверь соседней комнаты открылась, и вошел пастор, приветствуя своих неожиданных гостей и благодаря их за честь посещения дома.
— Я хотел сделать невесте маленький сюрприз к завтрашнему дню, — приветливо сказал пастор. — Печально должно быть всякой девушке венчаться в окружении одних мужчин. Я так много наговорил о юной невесте моей жене и дочерям, что они решили немедленно обновить свои белые платья и быть вам завтра подружками. А жена будет посаженной матерью, как полагается по здешним обычаям. Но сейчас, узнав о вашей любезности, свойственной только истинно высокой культуре, лорд Бенедикт, мои дочери и жена не желают пропустить случая познакомиться заранее с вами и вашей дочерью. Слышите, какое там нетерпеливое ожидание? Если вы ничего не имеете против, я их позову, — глядя на Наль, сказал пастор.
— О, как вы добры, вы точно поняли маленькую, детскую мою печаль, что ни одной женщины не будет на моей свадьбе. Если можно, разрешите нам познакомиться скорее.
Пастор открыл дверь, и за нею стояли три женские фигуры с цветами в руках. Одна, лет сорока, слегка полная, изящная, ярко-рыжая женщина, с большими черными глазами и резкими черными бровями, очень характерно вырезанными на белой коже высокого лба. Разделенные на пробор волнистые волосы, свитые у шеи в тугие косы, были огромны. Женщина была еще молода и очень красива.
— Моя жена, леди Катарина Уодсворд, — сказал пастор, подводя ее к Наль. — Моя жена венецианка, — прибавил он, обращаясь ко всем. — А это вот — первый номер, мисс Дженни Уодсворд, как видите, не только вся в мамашу, но даже точная ее копия. Это — номер второй, мисс Алиса Уодсворд, вся в папашу, не имеющая никакой возможности претендовать на венецианское происхождение, судя по цвету своих волос.
Девушки и мать смеялись и отшучивались от юмористических слов отца, который продолжал докладывать гостям о их нетерпении. О младшей он сказал, что она решила — тайно от всех — побежать сегодня посмотреть хоть дом невесты и оставить ей букет цветов из своего сада.
— О, папа, — засмеялась заразительно девушка, — ты приехал таким влюбленным в заморскую красавицу, что поневоле всех нас взбудоражил. Но я согласна, что причина твоего восторга очаровательнее того, что можно было бы себе представить по твоим словам.
Если Наль была восточной красавицей, бросавшейся в глаза, которую нельзя было увидеть и не изумиться; если рыжую Дженни нельзя было не заметить по яркой, медной голове, темным бровям и глазам, где поражал контраст алебастровой кожи, алых губ и черных блестящих глаз, — то Алису нужно было рассмотреть, чтобы оценить ее красоту. Пепельные, слегка с золотом, красиво вьющиеся волосы, не такие обильные, как у матери и сестры, но зато легкие, игравшие как ореол вокруг ее лица и выбивавшиеся у висков и шеи. Темно-синие, как южное небо, чуть выпуклые глаза, как у отца. И какая-то искренность, чистота во всем облике, живость манер и грация делали ее обаятельной. От нее веяло любовью и миром. Она казалась остовом, склеивавшим всю семью. Доброта Алисы покоряла каждого. Атмосфера какой-то радостности помогала устанавливаться везде простым отношениям с нею. И сейчас пасторша и ее старшая дочь, сердечно приветствуя Наль и ее спутников, все же походили на дам света, радушно принимающих приятных, но чужих людей. Алиса же сразу обняла Наль, восхищенная ее красотой, стояла перед ней, совершенно не сознавая своей собственной красоты и, по-детски всплеснув руками, говорила:
— Папа был прав. Он сказал, что Сандра не нашел красок описать вас.
— Но Сандра, кажется, что-то говорил и о нас, — раздался голос Флорентийца за спиной у Алисы. — А вы на нас и поглядеть не хотите, мисс Алиса, — с неподражаемым юмором глядя на девушку, кланялся ей и представлял ей Николая лорд Бенедикт.
Девушка, как Наль, почти ребенок, смутилась, вся покраснела и, взглянув на Флорентийца, низко присела обоим мужчинам.
— Я не могу понять, кто же из вас отец, а кто жених. Вы оба женихи, по-моему, — робко сказала она.
— Не знаю, кому из нас ваши слова комплимент, но благодарим мы за него оба, — под общий смех ответил Флорентиец.
— Не откажите выпить с нами чашку чая, — предложила хозяйка. — У нас, по старинному обычаю дедов, чай не подается в гостиную, но пьют его в столовой.
Алиса снова подошла к Наль, прося ее снять шляпу, что та охотно сделала и стала еще красивее. Флорентиец сел рядом с Алисой и спросил ее, не ей ли принадлежит инициатива быть подружками его дочери на завтрашней свадьбе.
— Нет. Папе, как, впрочем, и все самое высокое и благородное, что выходит из нашего дома, всегда принадлежит ему.
— У вас как бы две партии в доме: вы и папа, ваша сестра и мама?
— Это до некоторой степени верно, потому что мы все очень дружны. Каждый живет как ему хочется, и никогда мы не расходились во мнениях так, чтобы быть недовольными друг другом. Я думаю, вы очень хорошо понимаете меня. Вы тоже с вашей дочерью ни в чем не схожи. Но представить себе, что вы могли бы быть друг другом недовольны, невозможно.
Общий разговор как-то внезапно смолк, и все услышали, как Дженни говорила о последних книгах капитана Т., которые ей с восторгом дал Сандра. Хваля автора, девушка и не предполагала, что видит его перед собой, а желала только блеснуть своей образованностью. Николай подшучивал над дифирамбами девушки ему, указывал на недостатки книги, уверял, что автор мог бы лучше разработать свои тезисы, чем привел в негодование наследницу Венеции, горячая кровь которой вспыхнула розами на ее щеках и огнем в глазах.
— Она, граф, у нас ученая, — засмеялся пастор. — А главное, обе сестры такие поклонницы Сандры, что его авторитет в этом доме стал вроде закона. Когда-нибудь сестры поссорятся с критиками, которым Сандра не нравится. Раз книга капитана Т. признана сим ученым совершенством — кончено, граф, и не критикуйте. Но, признаться, книга и меня расшевелила. Много бы я дал, чтобы увидеть русского мудреца, написавшего ее. Это, вероятно, уже глубокий старик.
— Капитан Т. — старик? — Наль неудержимо расхохоталась, не будучи в силах представить себе Николая стариком. — Да ведь он перед вами. И ваша дочь, Алиса, несколько минут тому назад не могла решить вопроса, кто же из двух мужчин мой жених.
Пастор и вся его семья с удивлением смотрели на Наль, не улавливая соли шутки.
— Моя дочь не шутит. Капитан Т. — это псевдоним графа Т., жениха моей дочери, сидящего перед вами.
Дженни была поражена больше всех. Ей было теперь стеснительно перед Николаем, которого она только что расхваливала, а Алиса, во всем ухватывавшая юмор, сказала Флорентийцу:
— Я предполагаю, что вы нарочно, лорд Бенедикт, не сказали нам, что граф — писатель. Потому что вы сами — я уверена — не только писатель, но... вот как бы это сказать, — задумалась она, — не колдун, нет, но все же что-то в этом роде. Вы все можете.
— Всемогущий Боже! — в притворном ужасе воскликнул пастор под веселый смех гостей. — Алиса, дочь моя, ты меня угробила. Неужели же это результат нашего воспитания, мать? — громче всех смеясь, говорил пастор.
— Сэр Уодсворд, ваша дочь очаровательный ребенок, и я понял вполне ее мысль. Уверяю вас, мы будем с нею отличными друзьями, — пожимая ручку Алисе, ответил Флорентиец.
— Дай-то Бог, — покачивая головой, серьезно сказал пастор.
Весело и непринужденно простились гости с хозяевами, и Флорентиец пригласил всю семью к себе на ранний обед завтра, после бракосочетания, сказав, что его экипажи будут ждать всех гостей у церкви.
Осмотрев церковь, поразившую Наль размерами, Флорентиец и его дети возвратились домой. Наль была задумчива весь обратный путь и на вопрос Флорентийца призналась, что по обычаю Востока надо каждому что-то подарить, а у нее нет ничего, и она не знает, что и кому подарить.
— Об этом не думай. Предоставь всю внешнюю сторону и заботы о ней мне. А вот подумай об Али и Николае. Пойди в свою комнату, я приказал Дории приготовить тебе белый восточный костюм. Надень его, укрась голову по-восточному, как к свадьбе, и надень драгоценное покрывало. Думай, что не завтра совершится твоя свадьба, где будет только внешний ее обряд, а сегодня, в святая святых твоего сердца. Через час сойди ко мне, так одетая для свадьбы, и постучись в ту комнату, куда я впустил тебя для разговора с пастором.
Пройдя к себе, Флорентиец дал лекарство старику дяде, велел ему немедленно лечь в постель, обедать лежа и встать только завтра утром. Затем он вошел в свою тайную комнату, проведя в нее Николая.
— Мой друг, мой сын. Ты провел пять лет подле Али и так далеко двинулся в своих знаниях, что он взял тебя сразу в число своих близких учеников. Ты считал, что для тебя ученичество — это целомудрие и безбрачие прежде всего. Теперь, когда Али указал тебе путь семьи и брака, ты не протестовал, ты принял. Но продолжаешь думать, что чем-то провинился, сходишь с тропы ученичества, которого не достоин. И все это только потому, что женишься на женщине, которую преданно и страстно любишь много лет.
Ты выполняешь приказание Али. Ты повинуешься беспрекословно ему. Но в сердце твоем боль. Тебе кажется, что ты сворачиваешь в сторону. Ты забыл, что ученик идет так, как ведет его Учитель. Ты забыл, что те широчайшие планы, где все охватывает взор Учителя, не может охватить взор ученика, как бы мудр он ни был. Посвящения ученика идут по ступеням не только его личного роста. Но в нем учитывается и та сила помощи планам Учителя, до которой он созрел. Ты можешь служить сейчас не только великому плану Али, но и моим планам, и многих других, отдающих свою жизнь и труд на благо светлого человечества.
Падение общей культуры тесно связано с падением и разложением семьи. Люди, закрепощенные в страстях, в тысячах мелких предрассудков, не могут помочь обновлению общества. И потому на целый ряд очень высоких учеников возлагается задача создания новой, радостной, раскрепощенной семьи. Только люди, дошедшие до мудрости, прожившие до часа свадьбы в полном целомудрии, могут стать истинными воспитателями новому поколению нужных Учителю людей.
В твоей будущей семье среди пятерых талантливых детей должны воплотиться двое гениальных людей. Не огорчаться надо тебе, что ты изменяешь ту форму пути, которую сам выбрал, но быть счастливым и усердным учеником. Счастливым вдвое, ибо можешь выполнить задачу, что Учитель тебе выбрал. Создай мир под своим кровом. Создай честную семью, где будут царить правдивость и верность. Создай атмосферу доброты, чтобы Учитель мог всегда прийти к тебе и звать тебя за собою дальше.
— Я не от того страдал, что Али приказал мне изменить форму пути. Я приму всякую беспрекословно. Мне показалось, что Али, увидав мою любовь к Наль, снизошел к моей слабости. Но, Бог мне свидетель, я ни разу и ничем не подал девушке повода думать о той беспредельной силе любви, что завладела мной.
— Чем немало и огорчил бедняжку, — улыбнулся Флорентиец. — Повторяю: оставь мысль о снисхождении к твоей несуществующей слабости. Только сильные, бестрепетные сердца нужны для дел Учителя, и только им он может посылать свои зовы. Тебе его зов — семья. Войди, — на раздавшийся в дверь стук закончил Флорентиец.
|
|||||||||
|
Звезды Ориона - Путь Ора © Copyright 2020
|
|||||||||