Наши верные ладакцы собирались идти с нами в самые далекие края. В Хотане они скоро как-то приуныли. Ходили по базарам, жаловались, что их хватают за косы, плакались на китайские власти. Уверяли, что китайский даотай будет их бить. Говорили, что даотай сам человека убил. Наконец, вся сермяжная ватага ладакцев пришла, улыбалась, топталась, теснилась, повторяла, какие мы добрые юм-кушо (госпожа), яб-кушо (большой господин), и наконец слезно просили отпустить их. Намекали, что, если бы немедленно идти дальше, они останутся, но в Хотане жить невозможно. Очень трогательно ушли, спеша через снежные перевалы. К началу ноября они уже были задержаны на Санджу, где путь стал непроходим. Мы оценили тогда совет идти как можно раньше, ибо именно после нашего прохода началась сплошная вьюга и сильнейший мороз.
Намеки ладакцев на невозможность жить в Хотане мы не приняли к сведению, но скоро начали приходить к убеждению, что наши простые друзья, храбро шедшие через все скелеты Каракорума, загрустили в Хотане не зря. Начались самые странные симптомы. Нам не только не хотели дать подходящий дом, но уверяли, что мы должны поместиться на базаре, где даотаю удобнее следить за нами. Когда мы сами устремились к подходящему дому за городом, то нашлась масса препятствий, которые мы должны были неустрашимо лично преодолеть. Наш доброжелатель Худай Берди-бай и афганский аксакал много помогли в получении дома, но амбань разрешил сделать условие лишь на месяц. Дал этим понять, что жильцы мы нежелательные, но и уехать не разрешил. Разрешение писать этюды не дано. Приставлен отвратительный бек. Наконец приехал новый амбань, и дело пошло еще сложнее.
У даотая заболел ребенок. Просили Е. И. приехать и помочь. Лечение оказалось удачным, и все три правителя приехали якобы благодарить, но вели себя возмутительно. Хохотали, махали руками, плевались, заявили, что наш паспорт вообще недействителен. Предложили за выдачу такого паспорта ругать г. Чен Ло (китайского посланника в Париже). Все приняло поистине безобразный характер. Но это были цветки - ягоды показались на следующий день. Приехал амбань и заявил, что получена телеграмма из Урумчи от губернатора области с требованием выслать нашу экспедицию и непременно через Санджу, то есть через закрытый зимой снежный перевал.
Конечно, мы уже привыкли к двоедушию властей Хотана и не сомневались, что никакой телеграммы нет и вся история подложна. Впрочем, прибавил грозный амбань, если лично попросить г. даотая, то, может быть, он смилостивится. Надо сказать, что власти не пропустили ни одну нашу телеграмму и мы должны были изыскать возможность окольными путями послать телеграммы в Нью-Йорк, Пекин и Париж через консульство в Кашгаре. Кроме того амбань указал, что власти имеют право вообще отобрать все мои художественные принадлежности.
На следующий день даотай сменил гнев на милость и по причине излечения его сына Е. И. сообщил, что высылать на Санджу нас не будет. Но милость за излечение сына скоро испарилась, и власти начали угрожать нам обыском. Наконец 29 декабря был произведен обыск. Наше оружие - три ружья и три револьвера - было опечатано и увезено. Сказали, что в Кашгаре мы можем его получить. Свидетельства на право ношения оружия от британских властей не были приняты во внимание. Когда внесли огромный ящик для укладки оружия, то даже китайцы попятились, шепча: "Гроб". Е. И. прибавила: "Это гроб для подобных властей". Казалось бы, вся изобретательность притеснения была уже изощрена, но невежество подсказало еще одну "игру". Сообщили нам, что наши американские бумаги властей не интересуют, и потребовали русский довоенный паспорт. При этом мудрые власти республиканского Китая потребовали не что иное, как старый императорский паспорт. Совершенно случайно при нас оказался старый паспорт и патент на шведского командора. "Зубры" скопировали и то и другое и будто бы куда-то послали.
Требование царского паспорта через девять лет после русской революции показало нам, что власти Хотана не только недобропорядочны, но и безмерно невежественны, и оставаться здесь было бы уже опасно. Мечтаем немедленно ехать на Кашгар и Урумчи, чтобы найти более разумную власть. Друзья мои, если хотите испытать свое хладнокровие и терпение, поезжайте в город Хотан. Здесь даотай Ма и амбань Чжан Фу научат вас со всею изобретательностью средневековья. Перед отъездом слышали базарную молву, что даотаю готовится сильная неприятность. Толкуют, что он получил от правителя области должность даотая и звезду за собственноручное убийство военного губернатора Кашгара в прошлом году; между тем выясняется, что убийство произведено не только им самим, но и солдатами. Теперь можно думать, что все убийцы должны сделаться даотаями.
Подробности убийства средневековы. Побежденного распяли, и после двух дней распятия нынешний повелитель Хотана в упор выстрелил в него, так что кровь брызнула на победителя; с ним вместе стреляли и солдаты его. (Голову побежденного выставили на базаре.)
Пишу с болью за китайцев. Воображаю, как лучшие китайцы покраснеют за таких современников. Вспомним рассказы Свена Гедина, как китайские власти искали в его сундуках русских солдат. Как Фильхнер давал подписку амбаню, что не имеет претензий за грабеж. Как бедствовал в Хотане Пржевальский. Как Козлов принужден был въехать во двор амбаня с 20 казаками, и тогда беззаконие умолкло. Грустно сознавать и видеть, что новый строй государства не изменил мрачное средревековье. Пусть амбань справляется со своим носом без помощи платка - не в том дело, но пусть амбань хоть что-нибудь знает.
При досмотре вещей амбань много раз припомнил, что русские на маньчжурской границе у него разбили чайник; вся мелочная злопамятность сказалась в этом сообщении. И еще русские совершили тяжкое преступление: подумайте только, они привили оспу жене даотая из Аксу! Это "кощунство" рассказывается с негодованием. При досмотре возмущенная Е. И. сказала амбаню, указавшему открыть яхтан с ее принадлежностями: "Смотри, амбань, вот мой корсет". Таким образом жена даотая из Аксу была отмщена. Наш китаец возмущен и потрясен. У него на глазах - у него, у китайского офицера и дипломата, отмеченного в книгах, - у него на глазах отобрали и увезли оружие. Лишили экспедицию средств защиты. Он говорит: "Это работа разбойников". Приходят местные мусульмане и советуют, и предупреждают, и стараются высказать сочувствие. Можно представить, сколько приходится терпеть этим тихим людям, забитым и обезличенным. Можно представить, сколько приходится терпеть китайским студентам и молодежи, которая так чутка на гримасы произвола.
Надо суметь уехать. Несмотря на морозы, надо ехать. Верблюды готовы. Старик китаец шепчет: "Велите конвойным солдатам, если у них винтовки, ехать впереди, а не сзади - китайцы в спину стреляют". Готово знамя экспедиции. Его повезут впереди. Сун сшил его, красное с желтым и надпись черная: "Ло, американский художественный офицер".
Амбань про искусство вообще ничего не знает. Бек - монгольского происхождения - вежливо поучает его следующей старинной легендой: "В старое время в Куче жил знаменитый художник. Однажды он принес в залог свою картину. изображавшую кочан капусты и бабочку, и просил за нее 3000 сар (то есть американских долларов - 2700). Мальчик, заменивший хозяина, выдал ему просимую ссуду. Пришел хозяин. Возмутился, что за капусту и бабочку можно дать такие деньги. Выгнал мальчика и считал деньги потерянными. Наступила зима, и в указанный срок художник принес деньги и спросил картину обратно. Достали картину, хозяин, к ужасу, видит, что бабочка исчезла с картины. Художник требует картину по описанию в ее полном виде. Бедствует хозяин. Говорит художник: "Вот ты несправедливо выгнал мальчика, но сейчас только он может помочь тебе". Позвал хозяин мальчика. Тот держал три дня картину около огня, и бабочка опять выступила. И сказал мальчик: "Ты не ценил художника, но он настолько совершенен, что краски его имеют все качества природы. Бабочки являются в теплое летнее время. На зиму они исчезают. То же происходит и на картине. Лишь тепло огня вызвало бабочку к жизни и зимою. Так совершенен этот художник". И хозяин устыдился и возвысил мальчика и сделал его богатым за его мудрость". Так поучает бек амбаня. Но еще Будда в Сутрах сказал: "Самое большое преступление - это невежественность".
Среди мусульман дошли вести о разрушении французами Дамаска и о грабежах французских офицеров. Мусульмане возмущены: "Видимо, Франция решила порвать с мусульманским миром. Именно повреждением святынь и грабежом легче всего закрепить этот разрыв навсегда". В Париже и не представляют себе, как быстро по глубинам Азии летят птицы - вестники. Между тем течение мусульманской мысли заслуживает большого внимания. На днях один мусульманин спрашивал нас, отчего Мунтазар, Мессия, Майтрейя - все на ту же букву "М"? Не есть ли это одно и то же явление? Также спрашивали о буддизме. Слушали внимательно о том, что Будда такой же человек, но велик своим высоким знанием: о том, что Будда почитал женщину; о том, что Будда сам указал явление Майтрейи - общины. На днях приезжали калмыки из Карашара. Пришли поклониться буддийским предметам, которые у нас. Калмыки знают, что здесь проходил Будда, направляясь на север. Интересно отметить, что сэр Чарльз Белл в своей последней книге о Тибете указывает, что Будда мог быть монголоидного происхождения. Непал населен монголоидами, и род Шакья мог быть из них. Тогда особенно интересно обращение Будды на север. Все знаки, все остатки надо пересматривать заново. Гигантское изображение МАйтрейи на скале около Маульбека много раз упомянуто и описано. Не приходит в голову, что всю огромную скалу надо исследовать со всех сторон. Но уже в Хотане совершенно случайно пришлось услышать о китайской надписи на оборотной стороне скалы. Было бесконечно жаль упустить эту возможность, ведь с нами был и китаец. И притом, что может значить этот неожиданный язык? Можно ожидать санскрит, пали, тибетский, наконец монгольский! Но почему китайская рука писала на скале Майтрейи? Подходите к памятникам всегда заново. Древности в Хотане действительно иссякли. За два месяца, кроме двух-трех осколков, да кроме десятка фальшивых вещей, ничего не принесли. Само занятие кладоискательства выродилось. И рассказы отдают старыми сообщениями, уже описанными Аурелом Стейном. Яткан, то есть место старого Хотана, действительно заселено мирными сартами и покрыто мусульманскими кладбищами. Так же как итальянские антиквары цитируют анекдоты про Бодэ, так же и здесь уже механически твердят про сэра Маршалла или про Аурела Стейна. В обиходе домашнем не сохранилось старинных предметов. Жизнь застыла, как бывает перед волной новых построений.
Почему-то Хотан все-таки считается торговым центром Китайского Туркестана? Не видим нерва этой торговли. Живем на большом пути, разветвляющемся на Аксу, Куча и Дуньхуан - в провинцию Ганьсу, в глубь Китая. Но редко звенят колокольчики верблюдов. Редко окликают ослов. Таким шагом торговые дела, торговые успехи не создаются. Ковровое дело очень упало - условно и безжизненно. Собственно хотанские узоры совершенно выродились. Торговля нефритом пропала. И еще одна особенность, указанная древними авторами, исчезла. Исчезло пение, заменившись неистовыми выкриками. В сравнении с таким пением - пение ладакцев полно и ритма и свежести. Если люди перестают петь - значит, они очень подавлены.
Дико подумать, что это тот самый Хотан, которому Фа Сянь в IV веке нашей эры посвящал восторженный отзыв: "Это страна счастливо благоденствует. Народ богат. Они все буддисты и находят радость в музыке. Здесь более десяти тысяч общинников, и почти все принадлежат к махаяне. Все они живут и питаются от общины. Селения раскинуты на большом пространстве, и перед дверью каждого дома воздвигнута небольшая пагода (субурган). Все очень гостеприимны и снабжают гостей всем необходимым. Правитель страны поместил нас в Гомати, принадлежащем к махаяне. При ударах в гонг все общинники собираются к трапезе. Все садятся в согласном порядке и хранят молчание, не стучат посудою... Часть из нас отправилась на Кашгар..."
До чего может меняться действительность! Очевидность не может сравнить современный Хотан с его бывшим. Так же как современная Аппиева дорога или дорога на Остию не ведут к настоящему римскому Риму. Жаль, что не ездил Фа Сянь дальше Кашгара по теперешнему Русскому Туркестану. Ведь там везде, и даже в Персии, имеются следы буддизма, еще совсем не открытые. А Бухара есть не что иное, как вихара, испорченное название буддийского монастыря. Юрий удачно в Париже раскрыл эту филологическую трансформацию, и Пеллио вполне согласился с ним. Памир, Афганистан, Персия . всюду следы тех расцветов культуры, когда, как говорят хроники: "Искусство было несравненно и произведение творчества и книга были лучшим подарком".
Сун видел сон. Мы трое - я, Е. И. и Юрий - зарубили саблями Яня-дуту. Сун прибежал, рассказывает и смеется: "Очень хороший сон, теперь вся победа будет ваша, а дуту будет плохо". Цай Хань-чен переводит этот сон и тоже широко ухмыляется от удовольствия, что хоть во сне их дуту пришлось плохо. Сун углубляет значение сна: "Если дуту худо обошелся с великими гостями, будет ему плохо и не жить ему". Так в далеком Хотане пишется приговор урумчинскому дуту: "Более года не проживет". Говорим сарту об этом решении. Тот смеется: "Вы уже сместили Керим-бека, видно и с дуту ваша правда будет". Хоть дуту и смеется над пекинским правительством, но сам он сидит в горниле ненависти. Кто же сядет вместо него? Хотанский грабитель Ма? Или Аксу? Или один из Кульджи со своими маньчжурами? Любая предприимчивая дружина может легко забрать Синьцзян.
Ходят странники, приносят новые вести. В Урге будет отведено место под храм Шамбалы. "Когда изображение Ригден-Джапо достигнет Урги, тогда вспыхнет первый свет нового века - истины. Тогда начнется истинная свобода Монголии". Задумана картина "Приказ Ригден-Джапо".
В Куче на базарах недавно два пришлых ламы раздавали изображения и молитву Шамбалы. Здесь же приютились ячейки возрождающегося буддизма.
Знаменитый субурган около Хотана должен быть местом одного из проявлений нового века. Хотан - путь Будды. Бурхан-Булат - подле Хотана. Заложены магниты путей. "Так же верно, как под камнем Гума лежит пророчество о новом веке".